Читать «Сыск во время чумы» онлайн - страница 15
Далия Трускиновская
– Архаров, я со всеми.
Архаров повернулся к нему и посмотрел исподлобья.
Перед ним стоял девятнадцатилетний офицер – не мальчик нарядный, в облаке ароматной пудры и с головой, полной божественных аккордов, а офицер в мундире и при шпаге. И что же теперь – ругать его, жалеть его, отговаривать его?
Архаров решил, что незачем.
* * *
Чем дальше от Санкт-Петербурга – тем яснее ощущалась кратковременность осени.
По всем приметам, вскоре следовало ожидать ранних холодов. Кто-то видел чересчур рано пролетевших к югу журавлей – стало быть, на Покров приморозит.
Офицеры-преображенцы ехали вслед за измайловцами, развлекаясь беседой. Им не часто выпадал такой скорый и долгий марш, так что многие, привычные к верховой езде лишь в таком количестве, какое от них требуется в манеже, чувствовали себя весьма неловко. И Архаров – в том числе.
Он был равнодушен к лошадям, никогда не считал себя хорошим наездником. Смолоду еще бывал в манеже, но с годами убедил себя, что эта наука вряд ли когда в жизни пригодится. Разве что настанет день, когда, чтобы уйти в отставку в наиболее высоком звании, придется перейти ненадолго из гвардии в армию. Да и там не возбраняется офицеру ездить в карете.
Так что чувствовал себя Архаров на марше препогано. В первый же вечер насилу сполз с коня. Но жаловаться не стал – и без того сослуживцы видели, что ему тяжко пришлось. Тем более – продвигались очень споро, не имея возможности отдохнуть. Кавалерию и пехоту на телегах с малым обозом выделили в отдельный летучий отряд – корволант, при нем двигалась и легкая артиллерия. Корволант, возглавляемый Орловым, проходил по девяноста верст в сутки. Немало – но и немного, коли вспомнить, что гонец долетал из Петербурга в Москву за неполных двое суток. С другой стороны, даже если ехать в карете без лишней суеты, но так, чтобы на каждой станции были готовы свежие сменные лошади, то путешествие занимает девять дней. И что там, в Москве, за три дня переменилось бы?
Зато Левушка резвился и наслаждался жизнью. Он-то как раз прекрасно чувствовал себя в седле. И Бредихин тоже перенес злополучный первый день без особых страданий – чем несколько озадачил Архарова. Ему почему-то казалось, что плотный и избегающий уже верховой езды Бредихин должен мучаться не менее его самого.
На четвертый день Архарову не то чтобы стало намного легче, а просто ноги и задница освоились с непривычным положением. К тому же, он часть дороги проделал в карете с медиками. Там доктора, балуясь, пересказывали всякие мрачные истории, связанные с моровой язвой (так они чаще называли чуму), и вычисляли ее подлинное происхождение. Кое-кто в турецкую войну служил в полках румянцевской армии и сталкивался с этой бедой лично. Заодно Архаров наслушался и про шашни в Медицинской коллегии.
Со времен государя Петра Алексеевича повелось, что медициной в России заведовали иностранцы. Их приглашали лейб-медиками ко двору, ставили их руководить госпиталями, больницами и аптеками. Русская речь в Медицинской коллегии и вовсе не звучала. Обеспокоенная этим государыня еще 9 июня 1764 года предоставила (а точнее – силком навязала) коллегии право присуждать степень доктора медицины российским подданным. И с первым же подобным докторским дипломом заварилась каша. Подал прошение о нем, приложив все потребные документы, и выдержал экзамен молодой врач Густав Максимович Орреус. Был он родом из Финляндии, пять лет служил лекарем в действующей армии еще в Семилетнюю войну, однако обрусел настолько, что Медицинская коллегия давать ему диплома не пожелала. Пока Орреус не нажаловался лично государыне – толку не добился. И стал первым российским доктором медицины, открыв тем самым дорогу и другим соискателям.