Читать «Разговоры запросто» онлайн - страница 298
Эразм Роттердамский
Якоб. Но это значит подавать на стол камни, а не хлебы!
Гильберт. Нет, камни, пожалуй, мягче. Впрочем, и тут нашлись, как пособить беде.
Якоб. Я слушаю.
Гильберт. Куски сухаря размачивали в вине.
Якоб. Одно под стать другому. А работники терпели такое обхождение?
Гильберт. Сперва расскажу тебе, как кормят родных, — тогда ты легче поймешь, как обходятся в этом доме с работниками.
Якоб. Я весь слух.
Гильберт. О завтраке там и речи не было, обед же задерживался чуть не до первого часа пополудни.
Якоб. Почему?
Гильберт. Дожидались Антрония, главу семейства. А ужинали иногда в десятом часу.
Якоб. Но ты всегда плохо переносил пост.
Гильберт. Вот я и кричал что ни день Ортрогону, зятю Антрония (мы с ним жили в одной комнате): «Эй, Ортрогон, нынче в Синодии не едят?» Он отвечал учтиво, что Антроний сейчас будет. На стол, однако же, не накрывали, а в животе урчало вовсю, и я снова говорил Ортрогону: «Эй, Ортрогон, нынче придется умирать с голоду?» Он ссылался на ранний час или еще на что-либо. Урчание в животе делалось невыносимым, и я опять спрашивал Ортрогона, занятого своими делами: «Что ж будет? Погибнем голодной смертью?» Исчерпав все отговорки, Ортрогон шел к слугам и приказывал накрывать. Но Антрония все не было, и стол по-прежнему был пуст; наконец Ортрогон, уступая моим попрекам, спускался к жене, к теще и к детям и кричал, чтобы подавали ужин.
Якоб. Ну, теперь-то уж подадут.
Гильберт. Не торопись. Приходит хромой слуга, который ведает столом, очень похожий на Вулкана; постилает скатерть. Это первое предвкушение трапезы. После долгой переклички приносят стеклянные чаши с чистою и прозрачною водой.
Якоб. Вот и другое предвкушение.
Гильберт. Не торопись, говорю. Снова ожесточенные крики — и появляется кувшин того мутного от гущи нектара.
Якоб. О, радость!
Гильберт. Но без хлеба. Пока опасности никакой: даже самая сильная жажда не прибавит вкуса этакому вину. Опять кричат до хрипоты, и лишь после этого ставят на стол хлеб, который и медведь едва ли угрызет.
Якоб. Ясно, что решили спасти тебя от смерти.
Гильберт. Поздним вечером возвращается, наконец, Антроний, но еще на пороге делает сообщение, которое не сулит ничего доброго: оказывается, у него разболелся живот. Чего ждать гостю, если хозяин нездоров?
Якоб. Он и вправду худо себя чувствовал?
Гильберт. До того худо, что один слопал бы трех каплунов, если бы кто дал задаром.
Якоб. Я жду трапезы.
Гильберт. Прежде всего, ставят перед хозяином тарелку бобовой каши — это у них обычное кушанье бедняков. Антроний говорил, что бобовая каша помогает ему от всех болезней.
Якоб. Сколько вас бывало за столом?
Гильберт. Восемь, иногда девять, в том числе — ученый Обрезаний, я полагаю, тебе небезызвестный, и старший сын Антрония.
Якоб. А им что подавали?
Гильберт. Разве не довольно людям воздержным того, что Мелхиседек вынес Аврааму, победителю пяти царей?
Якоб. Значит, кроме хлеба и вина, ничего?
Гильберт. Нет, кое-что перепадало.
Якоб. Что именно?