Читать «Разговоры запросто» онлайн - страница 193

Эразм Роттердамский

Рыбник. Если бы все монархи последовали его примеру! Загнанное ныне в тесные границы, христианство распространилось бы самым счастливым образом, если бы варварские народы узнали, что не к человеческому рабству их призывают, но к евангельской свободе, что не ограбить их хотят, но привлечь к соучастию в святости и блаженстве — нисколько в этом не сомневаюсь! Если бы они соединились с нами и увидели истинно христианские нравы и правила, они по доброй воле предложили бы нам то, чего у них никакою силою не исторгнешь, и даже более того.

Мясник. Я рассчитываю, что так оно вскорости и будет, если гнусная Ата, которая столкнула в злополучной войне двух самых могущественных государей, отправится ες κόρακας.

Рыбник. А я удивляюсь, что этого уже не случилось. Ведь человека мягче, добрее Франциска и представить себе нельзя, а императору Карлу, мне думается, наставники внушили, что чем шире раздвигает судьба границы его державы, тем большее приличествует ему милосердие и доброта. Вдобавок он в тех летах, которые наделены даром кротости, как ни один возраст.

Мясник. Да, каждый из двух безупречен.

Рыбник. Что же препятствует ему исполниться, атому общему желанию целого мира?

Мясник. Правоведы никак не могут согласиться насчет рубежей и пределов. Ты знаешь, что в комедиях все недоразумения всегда кончаются свадьбой. Так же точно завершают государи свои трагедии. Но в комедиях браки заключаются сразу, а между великими мира сего — с великими трудностями. И лучше подождать, пока рана зарубцуется как следует, чем чтобы вскорости открылась новая язва.

Рыбник. Ты считаешь эти брачные узы надежным залогом единодушия?

Мясник. Если бы так! Но я вижу, что как раз от них-то большая часть войн. А если, когда вспыхнет война, родич спешит на помощь родичу, то пожар разливается особенно широко, и погасить его особенно трудно.

Рыбник. Целиком и полностью с тобою согласен!

Мясник. Но справедливо ли это, на твой взгляд, чтобы из-за распри правоведов, мешающей заключить мирный договор, весь мир терпел столько мук? Ведь теперь ни у кого нет уверенности ни в чем, и покуда нет пи войны, ни мира, всего привольнее негодяям.

Рыбник. Не мне рассуждать о планах и намерениях государей. Но если бы кто сделал меня императором, я знаю, как бы поступил.

Мясник. Отлично! Делаем тебя императором и к тому же римским папою, если хочешь. Твое решение?

Рыбник. Нет, лучше — императором и французским королем.

Мясник. Пожалуйста, милости просим.

Рыбник. Едва лишь зародилось бы желание прекратить войну, я тут же объявил бы перемирие во всех своих владениях, пригрозивши смертью любому, кто протянет руку хотя бы за чужою курицей. Наведя таким образом порядок, — к моей же или, вернее, ко всеобщей выгоде, — я повел бы переговоры о границах или об условиях брачного союза.

Мясник. А тебе знакомы связи более прочные, нежели брак?

Рыбник. Думаю, что да.

Мясник. Открой, какие.

Рыбник. Будь я императором, я без малейших отлагательств обратился бы к королю Франции с таким предложением: «Брат мой, какой-то злой дух втянул нас в эту войну, и, во всяком случае, бились мы не ради жизни, но ради власти. Ты показал себя храбрым и могучим воителем. Судьба была благосклонна ко мне и из короля обратила тебя в пленника. То, что случилось с тобою, могло бы случиться и со мною; твоя беда напоминает всем нам о непрочности человеческого счастья. Мы убедились, сколь вредно для нас обоих это соперничество. Давай же соперничать на совсем иных началах. Я дарю тебе жизнь, дарю свободу, принимаю тебя в число друзей. Забудем все минувшее зло. Возвращайся к своим подданным без выкупа, без всяких условий, владей своим добром, будь добрым соседом, и впредь будем состязаться лишь в одном: кто из двоих превзойдет другого в верности, услужливости, благожелательстве. Не о том будем спорить, у кого обширнее держава, но кто более свято и беспорочно правит своим государством. В прежней борьбе я приобрел славу удачника; кто победит теперь, тот стяжает славу намного прекраснее. Мне молва о моем милосердии доставит больше истинной славы, чем если бы я присоединил к своей империи всю Францию; тебе слухи о твоей благодарности принесут больше почета, чем если бы ты изгнал меня из Италии. Не завидуй славе, к которой я стремлюсь; а я, в свою очередь, стану так оберегать твою славу, что ты никогда не устыдишься долга благодарности, который свяжет тебя со мною, твоим другом».