Читать «Моя королева» онлайн - страница 3

И как же они были близки к тому, чтобы оказаться именно за тем столом.

Все началось примерно два с половиной века назад, с ничем не примечательной девицы по имени Элайза Фицджеймс. Из всех женщин, с которыми король Генрих Восьмой вступил в брак, с которыми он спал и некоторых даже обезглавил, ни одной не удалось так удачно подарить ему жизнеспособного наследника мужского пола — ни одной, кроме спокойной, непритязательной Элайзы, дальней родственницы короля, отстоящей от него на родословном древе на несколько поколений и одной из его самых долговременных любовниц.

Тихим осенним днем 1521 года Элайза разрешилась от бремени сыном, который унаследовал от своего легендарного родителя и рыже-золотые волосы, и пламенный темперамент. Она назвала сына Фортунатусом, что означает «счастливый», в надежде, что он избежит болезней и бедствий, которые преследовали всех остальных отпрысков короля. Так оно и оказалось — младенец вырос и превратился в рослого юношу, которого великий король с каждым днем любил все сильнее.

Но история уже была написана, и Генрих должен был жениться на испанке, Екатерине Арагонской. Поэтому он не мог признать Фортунатуса своим законным отпрыском. Вот он и сделал единственное, что мог, дабы обеспечить будущее сына, — выдал милую Элайзу за одного из своих самых преданных придворных, Синклера Дрейтона из Парброата. В обмен на состояние и благородный титул Дрейтон согласился воспитать маленького Фортунатуса как родного сына, закрыв глаза на связь жены с королем, которая длилась всю жизнь.

Этому мальчику суждено было оказаться единственным наследником Генриха мужского пола, дожившим до совершеннолетия. Но он ни в коем случае не мог унаследовать его корону. Поэтому король одарил сына высшей из всех возможных почестей — дал ему титул герцога Сьюдли.

Вот так и получилось, что два столетия спустя праправнук Фортунатуса сидел среди своего потомства, раздувая грудь, облаченную в парчовый жилет, в точности так, как это делал его коронованный предок. Аларик, хотя и был лишен судьбой королевства, находившегося сейчас в руках его отдаленного родственника из Ганноверской династии, все же считал долгом своей жизни продолжить свою полукоролевскую династию через дочерей, постаравшись добыть им хороших мужей из славных английских семейств — графов, маркизов, а может статься, даже и принца королевской крови.

И теперь он смотрел на них, расположившихся, точно изящные цветы, вокруг стола во главе с герцогиней. Они были его гордостью, смыслом его жизни. Ближе всех к матери, всегда рядом с ней, сидела Кэролайн — младшенькая, его маргаритка, невинная и светлая, как звездочка, с белокурыми волосами и блестящими синими глазами, постоянно обращенными к солнцу. Рядом с ней сидела Матильда, или, как ей больше нравилось называться, Матти, хорошенькая, как анютины глазки, «цветок раздумий», как говорит Офелия в «Гамлете». Она больше других походила на мать: роскошные каштановые волосы, глаза с золотистыми крапинками; чаще остальных она склонялась над книгой. Кэтрин, средняя, походила на обвивающий стены плющ, не потому, что она была некрасивее остальных, вовсе нет: темно-рыжие волосы, глубокие зеленые глаза. Казалось, Кэти, как это растение предпочитала расти в тени, скрываясь от ослепительного солнечного света, спокойная, непритязательная, но источающая благоухание, волны которого доносит ласковый летний ветерок. Напротив Кэтрин сидела его фиалка, Изабелла, с летящими темными волосами и с лиловыми, цвета терна, глазами, — романтическая, нежная и добродетельная. А рядом с ней — Элизабет, старшая, его дикая роза — своенравная и вместе с тем хрупкая, несомненно красивая и ласковая, но при том колючая.