Читать «Кесаревна Отрада между славой и смертью. Книга I» онлайн - страница 233

Шорох крыльев над головой – как шорох сухих листьев.

Тьмы летучих мышей!

Среди дня? Здесь?..

Алексей не успел додумать. За него думало давнее прошлое, думали уроки у старца Филадельфа, который был горазд на всяческие редкости и древности.

Отрада подняла руки и стала ощупывать голову, чтобы снять плат, но Алексей уже подхватил её за пояс и понёсся по склону курганчика вниз – не до подошвы, а так, на две трети…

Они рухнули на землю в тот миг, когда ударили первые молнии.

Это было равносильно умелому хлопку по ушам. Сразу исчезло всё, пропала земля, осталась только боль от вбитых в мозг перепонок и чувство мурашек в несуществующем теле. Десятки молний протянулись к вершине курганчика и пульсировали сейчас над головой, выжигая там всё, что ещё осталось. И сотни молний били по окружности, поражая людей и коней, – всех, кто пытался спастись и кто не пытался…

Грохот стоял фантастический, плотный, как камень. Его можно было трогать рукой.

Отрада, оглушённая, содрала наконец плат и попыталась встать. Алексей успел свалить её и прижать к земле. Он лежал, чувствуя, как содрогается девушка и содрогается земля, и как всё содрогается в нём самом…

Бесшумными тенями метались над ними летучие мыши, белые в непрекращающихся вспышках.

Нельзя стоять на вершине, вспоминал он. И нельзя стоять в низине, под холмом – там чуть более сыро, туда тоже тянутся молнии. На склоне и только на склоне, и только распластавшись – есть шанс уцелеть…

Эти мыши…

Они что-то значат. Они здесь, и они что-то значат.

Увидев их, я почему-то вспомнил всё про молнии.

Несколько мыслей, а ушли все силы…

Отрада чуть повернула голову. Их глаза встретились. Алексей зажмурился, потому что не мог перенести этого взгляда. И тут же ощутил прикосновение лба ко лбу, щеки к щеке…

Она прижималась к нему, будто ища защиты.

А им уже приходилось умирать вместе.

Если убьёт, понял он, то вместе, одной молнией!..

…Рёв уничтожил время. Просто наступил такой момент, когда Алексею стало казаться, что он различает отдельные содрогания земли, отдельные по ней удары. Слышать он не мог ничего, кроме внутреннего воя, но странным образом прозрели глаза. Он не просто видел много острее, чем обычно – он замечал такие детали и подробности, на которые никогда бы не обратил внимания прежде.

И до которых ему, в сущности, не было никакого дела.

Молнии ещё сверкали иногда, но в них уже не было той дичайшей уничтожающей ярости, когда десять, двадцать, сто молний сливались в один пульсирующий огненный поток и били, били, били в одну точку… земля раскалялась тогда и горела, и горело всё, что было на ней.

Вот… и вот… и вот… и вот… серые пятна, от которых валит едкий дым. Дым не растекается по земле, не клубится – уходит в небо тонкими прямыми стволами. Изредка по такому стволу проскакивает тонкая лиловая нить, бьётся секунду-две, пропадает. У подножия холма серые пятна почти соединяются, выжженного пространства здесь больше, чем уцелевшего. И дальше – рябая пустыня, ни единого дерева, лишь пылающие пни и обугленная щепа. И – холмики, холмики, холмики…