Читать «В футбольном зазеркалье» онлайн - страница 41
Николай Павлович Кузьмин
– Ну, можно? – кричал Батищев.
– Полегче только…
Подвинув скачковские ноги, на полку влез и сел Арефьич. От нестерпимого жара он нагибался, макал в таз руки и хватал себя за уши.
– Ну куда столько? – остановил он Батищева, поливавшего из ковшика на каменку. – Уши горят.
– Само то!..
Задыхаясь, Арефьич стал расчесывать бока, седую волосатую грудь.
– А-а!.. – кряхтел он с затаенной мукой.
Из-под ладошки, чтоб с потолка не капало в глаза, Скачков разглядывал подсушенное годами, загорелое до черноты тело тренера. Он словно законсервировался, этот немолодой, но неизносный Арефьич. Скачков помнил его с мальчишеских лет. У него он начинал играть в заводской команде, к нему вернулся после демобилизации. Через руки Арефьича прошло не одно поколение футболистов. Многие уже с одышкой поднимаются на верхние ряды трибун, а он все тот же, без перемен, и так же неутомимо бегает с командой кроссы, – только с бровей капает.
– Эх, мать честная! – взревел Батищев, кончив поддавать и доставая веники из таза.
Забравшись наверх, он повел носом и остался доволен.
– Удружу я тебе, Геш, – до новых веников не забудешь!
В тазу у него мокла экипировка профессионального парильщика: войлочная шляпа, в каких работают металлурги в горячем цехе, большие брезентовые рукавицы. Вместе с водой он нахлобучил на голову шляпу, вдел руки в рукавицы.
От взмахов веников жар, накопившийся под потолком, пошел волнами и завихрился огненными смерчами.
– Ну-ка вас!.. – в сердцах сказал Арефьич и скатился вниз. Все-таки что-то языческое, ритуальное было в таком неистовом и сладком самоистязании! Не торопясь, совсем забыв о времени, Скачков под руководством опытного Семы прошел по всем этапам банного обряда, просмаковал со стоном, с полуобморочным обмиранием. После первых веников, пустив обильный грубый пот, он головою вниз упал в бассейн и потерял дыхание от ледяного столбняка. Зато как сладостно его опять обняло зноем наверху, с каким томленьем он лежал врастяжку и млел, впадал в блаженное забытье! Потом он слез и отдал себя в руки массажиста, в могучие искусные ручищи бывшего штангиста. И в этом было тоже наслаждение гурмана, – до легкого постанывания, до урчанья. Проницательные пальцы массажиста перебирали и прощупывали каждый мускул, – Матвей Матвеич знал на теле игроков все шишки и рубцы, все синяки. Порой казалось, что пальцы массажиста обладают зрением, – так деликатно обминали они каждое болезненное место… С массажного стола Скачков поднялся, как обновленный, – играла и напоминала о себе каждая жилка в теле.
Еще на массажном столе, покряхтывая в руках Матвея Матвеича, Скачков прислушался к гоготу в переполненном предбаннике.
– Да Витька травит! – сказал ему Матвей Матвеич, ненадолго разгибаясь и смахивая пот со лба.
– О чем?
Взопревший массажист, гоняя руки по всему его распластанному телу, задыхался.
– Да… не знаешь, что ли? Опять консерватория.
Через минуту он дал ему ядреного шлепка и отпустил: иди, гуляй!