Читать «Храм Диониса» онлайн - страница 30

И все же это был музей: на каждом предмете стоял инвентаризационный номер и висела табличка на двух языках, молдавском и русском.

«Опинки — единственный вид обуви, которую носили бедняки при буржуазно-помещичьем строе. В Настоящее время они полностью вышли из употребления».

— А ну-ка, Георге, почитай вот тут, — попросил отец.

Он стоял перед стендом, за стеклом которого висели его старые штаны!

Георге нагнулся:

— «Грубые домотканые рубища — вот во что одевал король своих подданных. В настоящее время один только Бендерский шелковый комбинат производит…»

— При чем здесь король? — недовольно заметила мать. — Я Дионису эти брюки справила. И не такие уж они грубые…

— А вот и пан директор, — сказал Федор.

Ионел стоял на пороге, глядя на моша Диониса глазами невинного агнца. Старик показал на брюки;

— Некрасиво, Ионел, получается.

— Да, не совсем этично, — согласился мальчик. — Но мы не могли допустить, чтобы такая ценная реликвия попала в чужие руки. А насчет компенсации не беспокойтесь, как только получим деньги за макулатуру, сразу же выплатим вам согласно действующему прейскуранту.

Калалбы улыбались, слушая этого слишком грамотного мальчика.

— Тесновато у вас тут, — сказал Федор.

— Строительство музейного комплекса намечено на следующую пятилетку, но из-за некоторых малосознательных элементов, — Ионел кивнул в сторону мош Диониса, который никак не мог оторвать глаз от своих брюк, — сроки строительства могут быть сорваны…

Тетушка Лизавета обняла мальчика, расцеловала:

— Спасибо тебе, сынок, за все спасибо. Тот легонько отстранился:

— Это наш долг, тетушка Лизавета.

А мош Дионис все глядел на брюки, которые уже принадлежали не ему, а истории…

Хари гонял на мотоцикле по бездорожью, рискуя сломать сразу две шеи, свою и Зинину. Крепко прижавшись к его спине, девушка слушала серенаду, которую Хари не столько пел, сколько выкрикивал нарочито хриплым голосом:

О свет очей моих и всех, кто любит свет И кто на стих не смотрит сквозь лорнет, А пальцы сквозь кто смотрит на него, Не понимая ровным счетом ничего. О трепет губ моих и всех, кто трепетал И вдруг затих, погибнув за металл, За тот, который куры не клюют И кольца из которого куют. О звон ушей моих и всех, кому звенел Веселым колокольчиком предел Блаженства, а потом был так силен В ушах прощальный колокольный звон.О боль души моей, луны и солнца, дочь, За поцелуй я буду петь вам день и ночь, За ласки воскурю вам фимиам,Но ни за что вам сердца не отдам.Вокруг и около, средь встречных-поперечных И без меня хватает бессердечных.

Потом они ходили по старому кладбищу и целовались в укромных местах.

— А может, и вправду вернуться в село? — прижимая к себе девушку, сказал Хари. — Возвращение блудного сына! Звучит? Буду землю пахать! Хлеборобом буду! Скотоводом!

— Никем ты не будешь, Хари, — тихо сказала девушка.