Читать «Мазурка для двух покойников» онлайн - страница 102

Камило Хосе Села

Дон Брегимо, отец сеньориты Рамоны, дружил со знаменитыми летчиками-акробатами Ведринесом, Гарнье, Лефорестье и Лакомбом, что делали пируэты в пространстве, обозначая вечерами силуэты своих аэропланов цветными фонариками, места стоили от 25 до 50 сантимов, в зависимости от расстояния, дамы приходили в элегантных туалетах, в больших шляпах с вуалями, это было давно, сеньорита Рамона еще не родилась.

У нас, у Моранов, лошадиные физиономии и редкие зубы, этого подчас достаточно, чтоб ни с кем не спутать, сказал как-то артиллерист Камило, говорят также, что мы пахнем табаком и любим драться на праздниках и на свадьбах, но это неправда; Гухиндесы менее заметны, потому что больше примесей, возможно, и так, не скажу нет, порода не теряется от примесей, только выигрывает, но при этом признаки путаются, но не беда, помни, что говорят: смешивай часто, чем больше контраста, тем прочнее каста; не все Мораны происходят от маршала Пардо де Селы, хотя большинство; в то время маршал был командующим не всей армией, а только кавалерией. Дядя Эвелио – из хорошей ветви Моранов, дядю Эвелио прозвали Хабарином, так как он дюжий и неотесанный, Хабарин не любит спускаться с гор, чужаков не жалует, во время войны у Хабарина были трудности, но он удачно справлялся с ними. Хабарин любит есть, пить, курить, блудить и гулять, Хабарин – кабальеро старого покроя, традиционного и благородного, он говорит:

– Вы хотите защищать эту манию стрельбы друг в друга? Очень хорошо, защищайте, но стреляйте сами, не приказывайте другим стрелять для вас, поднимитесь в горы с ружьем, вот тогда и посмотрим. Когда приходится стать лицом к лицу, у людей оказывается кишка тонка, они сразу хватаются за пупок и начинают извиняться и спрашивать, который час.

Хабарин прожил семьдесят долгих лет, и он носит очки.

– Это – возрастное, молодой был, видел лучше и дальше всех, но так не может продолжаться всю жизнь, плохо не в старости носить очки, а в молодости; в молодости кто в очках – или семинарист, или педераст.

– Но, дядя Эвелио! Каждый?

– Ну, почти каждый, могут быть исключения, не отрицаю. У Хабарина много лет назад умерла жена, более полувека прошло, жена Хабарина была очень красива, утонченна, всегда очень хорошо одевалась, не снимала жемчужного ожерелья, Хабарин не женился снова, хотя возможности были, и всю жизнь порхал мотыльком, эту люблю, этой не люблю, этой делаю сына и плачу, чтобы стал священником, этой делаю дочь и даю ей харчевню, и так одно за другим, Хабарин воздвиг на могиле жены доску белого мрамора, где велел выгравировать эпитафию: «Поскольку ты звалась Марией, именем Матери Божьей, буду всегда жалеть, что не сделал твоей фотографии».

– Это не стихи.

– Пусть, но Хабарин этого никогда не знал.

Хабарин классифицировал свое отвращение и пренебрежение по степеням, от большего к меньшему, вот они: военные, итальянцы, сборщики налогов, могильщики, низкорослые и заики.