Читать «Я хочу сейчас» онлайн - страница 18

Кингсли Эмис

– Тут есть ванная или что-нибудь?

– Вон там.

– Я только на секунду.

Ронни отвернулся и взял верхнее письмо из стопки на столе. Оно приглашало известного профсоюзного деятеля подискутировать за изысканным ленчем с перспективой появиться во «Взгляде». Упоминались какие-то жгучие темы. Ронни прилагал все усилия, чтобы создать письмом впечатление, к которому всегда стремился, пока добыча не оказывалась перед камерой, – мол, хотя с многими в прошлом он вел себя по-скотски и, несомненно, так будет и впредь, но в данном случае не окажется скотиной. Ронни медленно перечел текст, пытаясь найти фразу, которую исправит собственной рукой, тонко подчеркнув этим свою добросовестность и равнодушие к формальностям и т. д. Но эту мелочь, которой обычно радовался, как любому из бесчисленных оттенков своего ремесла, он проделал машинально. Лишь коснувшись пером бумаги, он вспомнил, что здесь уместно подписаться детскими каракулями, а не ясным, трезвым росчерком. Сложить письмо и запечатать конверт было нелегко. Внимание его было отвлечено предстоящей мукой – видеть уход Симон Квик и заставить себя не мешать этому. Он не оглянулся, когда отворилась дверь ванной.

– Порядок, я ухожу, – сказал над его ухом сиплый, монотонный голос – Так и не знаю, за что вы меня «сделали».

Ронни сказал нехотя:

– Как ты попадешь домой?

– О, хоть пешком. Это как раз вверх по дороге отсюда.

– Где?

– Итон-сквер. У мамы там пентхаус.

Слова грянули в тишине, как щелчок огромной кассы. Так у мамы не меньше восьми тысяч годового дохода, а то и больше. Конечно. Теперь понятно, к какой группе принадлежит мисс Квик. И он чуть было не позволил такой славной девушке уйти из его жизни только за то, что это чудовищно самовлюбленное неустоявшееся дитя одновременно страдает от сексуальных комплексов и фригидности! Не дрогнув, не торопясь и не медля. Ронни встал и сказал вполне обычным тоном:

– Я пойду туда с тобой.

– О, правда? – Она улыбнулась, показав крепкие квадратные зубы (верхнего коренного не было), затем опять погрустнела: – Но ты сказал, придет женщина.

– До нее еще есть время.

– Блеск! Тогда идем.

– Где твоя сумочка? – Этот вопрос тоже время от времени беспокоил Ронни.

– У меня ее нет.

– Где ж ты держишь свои штучки?

– Штучки?

– Черт, свою… косметику, деньги, свое… я не знаю, водительские права… всякую ерунду… Ключи…

– Я не крашусь, а все прочее обычно держу у кого-нибудь другого – деньги, права и всякое такое.

«Ужасное дитя с дикими и гнусными привычками», – поправил себя Ронни, выходя и захлопывая дверь. Поднявшись по ступенькам, она взяла его под руку по-старинному. Обычно он не допускал, чтобы его так обременяли, но мысль о мамином доме, вернее, о соответствующем такому дому банковском счете сделала Ронни покладистее. Сознание этого еще раздражало его, когда он спросил:

– Почему ты не красишься?

– О, Ронни, скажи честно, ты можешь меня представить в косметике? У меня все цвета не те. Мама заставила парня из Парижа и парня из Нью-Йорка работать надо мной, но я стала выглядеть еще ужаснее. Парижский сделал из меня индианку, а нью-йоркский – арабку. Мерзкую индианку и мерзкую арабку. У меня неправильный цвет лица – вот и все.