Читать «Формула первой любви» онлайн - страница 52
Светлана Лубенец
— Я знаю, что ты там, Сеймур. Ты только ничего не говори, пожалуйста… Молчи, потому что я… Я хочу попросить у тебя прощения. Это не Люда вывесила стихи и карикатуры. Это я… Я стихи у нее… украла… Не столько со зла, сколько от несчастной… любви… Ты прости, если можешь. Я от зависти это сделала. Ты Людке такие стихи написал… У меня прямо слезы на глаза наворачивались, когда я читала… Ты прости, что я оскорбила твою любовь…
Арина невидящими глазами смотрела в землю и еще долго говорила Сеймуру о своей любви. Она не оправдывалась. Она обвиняла себя во всем, ругала себя и утверждала, что ей воздалось по заслугам, что ей так и надо. Она не видела, как Исмаилов вышел из избушки и стал рядом с ней.
— Я не писал Павловой стихов, — сказал он.
Дробышева от неожиданности отшатнулась, зацепилась ногой за гнутую ржавую арматуру и упала прямо в отвратительную жидкую грязь, взметнув тучу коричневых брызг, которые заляпали и куртку Исмаилова. Сеймур протянул ей обе руки, но она не подала ему своих, измазанных отвратительной жижей. Стараясь не смотреть на него, она сама поднялась на ноги, грязная, растерзанная и несчастная. Даже с волос капала грязь.
Арина раздумывала над тем, каким путем ей лучше всего в таком виде направиться домой, когда Исмаилов вдруг сказал:
— Вот теперь я могу отдать тебе долг…
— Какой еще долг? — всхлипнула Арина. — Ты мне ничего не должен.
Сеймур притянул ее за руки к себе, обнял за испачканные плечи и нежно поцеловал в заляпанные грязью губы. Арина послала мысленное спасибо судьбе, которая вовремя подсунула ей под ноги гнутую трубу и расстелила под ней огромную грязную лужу. И абсолютно все равно, как теперь идти домой. Можно даже по центральной улице с оркестром. Она шмыгнула носом и наконец расплакалась от переполнявших ее чувств. Сеймур вытирал ей слезы и улыбался.
Глава 9 «Руслан и Людмила»
Люда шла по улице и думала о том, что теперь душа ее наконец сможет навсегда отделиться от тела и улететь в сияющие небеса. Самое время! Она подняла голову вверх. Небеса не были сияющими. Они были темно-серыми, мрачными и тяжелыми, сплошняком покрытыми свинцовыми тучами. Надо же! Даже с этим не повезло! Она специально смотрелась во все попадающиеся на пути витрины магазинов, поворачиваясь в фас. Вот они — бедра восемнадцатого века! В восемнадцатый им и надо вернуться! Люда прошла весь свой так называемый спальный район и не заметила, как вышла к безымянной речушке, отделяющей его от полей сельхоза «Заневский». Она взошла на маленький горбатый мостик, облокотилась на перила и стала смотреть в воду. Темными мутными струями речушка быстро бежала между кочек, поросших пегой поникшей травой, между обкатанными ею же бурыми камнями, что Люде совершенно не понравилось. Она перешла к противоположным перилам и посмотрела вниз.
С этой стороны не было камней и кочек. Река разливалась здесь довольно широкой заводью и плыла по своим делам не отдельными струями, а гладью, в которой отражалось и тяжелое свинцовое небо, и Людино лицо со свесившейся вниз дурацкой французской косой. И зачем только пришел к ним в класс Сеймур Исмаилов? Зачем так взбудоражил ее, Люду, и лишил покоя? Как же он не сумел понять, что она никогда не смогла бы посмеяться над его чувствами? Разве она паучиха? Ей ведь ничего от него не надо… Или это она чего-то не понимает своими математическими мозгами? Может быть, он хотел стихами сказать что-то совсем другое? В стихах ведь сплошные аллегории и метафоры, а она не привыкла мыслить метафорами. Ей легче, когда в строчках не слова, а синусы с косинусами и тангенсы с котангенсами…