Читать «Сбывшееся проклятье (Михаил Скопин-Шуйский, Россия)» онлайн - страница 14

Елена Арсеньева

Как истый француз, Делагарди умел уважать достойного противника и с интересом уставился на польского воеводу, тотчас забыв о Марине и ее выкриках. Он счел женщину полубезумной и не придал ее словам значения. Никаким обвинениям Делагарди не поверил. Ясно же, что для Марины каждый, кто приложил руку к свержению ее мужа, – враг и предатель. Дама просто не соображает, что молотит языком!

Однако на Скопина-Шуйского вопли Марины произвели, кажется, огромное впечатление, потому что весь день он был рассеян, а наутро приказал основным силам отойти от Димитрова, оставив для осады только лыжников. Вообще говоря, решение было разумным, потому что у московского войска не имелось под Димитровом запасов для долгого сидения, а надвигающаяся распутица грозила отрезать их от дорог, в то время как необходимо было еще дать не один бой под Москвой, взять Тушино и Александрову слободу.

Делагарди не покидала уверенность, что со снятием осады Димитрова можно было повременить день-другой, а поспешить Скопина-Шуйского заставили именно проклятия «окаянной бабы». Но он остерегался подступать к другу с расспросами и попытался осторожно вызнать некоторые подробности у толмача. К его изумлению, словоохотливый новгородец, долгое время служивший у шведского купца и понабравшийся умения говорить на свейском наречии, всячески увиливал от рассказов о своем полководце и его службе первому Димитрию. Понятно было, что там крылась какая-то неприятная тайна. Однако нежелание русских чернить своего героя не рассердило Делагарди, а, напротив, пришлось ему по вкусу. Кроме того, сам имея за душой немало грешков, он умел снисходительно принимать и чужие оплошности, твердо помня, что совершенно безгрешен только один Господь на небесах, да и тот совершает порой ошибки, позволяя диаволу безнаказанно уловлять человеческие души.

Объединенное войско направилось под Москву. По пути Скопин-Шуйский несколько оживился. Немало прибавило ему бодрости известие, полученное из Тушинского табора: оттуда ушел Рожинский, а вскоре у него растравилась старая рана, мгновенно сделалась горячка, от коей удачливый польский авантюрист и сгорел в несколько дней.

Весть о смерти одного из сподвижников Самозванца смягчила угрюмость Скопина-Шуйского. Вдобавок в Александровой слободе произошло событие, которое, по мнению Делагарди, должно было окончательно исцелить его друга от уныния.

К Скопину пришла станица (посольство, депутация) от Рязанской земли. Выборные заявили, что вся их земля хочет, чтобы князь Михайла Скопин-Шуйский был избран в цари, потому что никто, кроме него, не достоин сидеть на престоле.

Делагарди с затаенным любопытством наблюдал, как поступит его друг. Впрочем, шведский полководец не сомневался в благородстве Скопина, был убежден, что тот не сможет предать своего сюзерена, как бы плох он ни был, – и ничуть не удивился, узнав, что князь Михайла даже разговаривать не стал с выборными и удалил их от себя.

Скопин-Шуйский запретил болтать о той депутации в войске, не позволил даже сообщать о ней государю, чтобы не восстановить его против рязанцев, однако Делагарди не сомневался, что в Кремле так или иначе обо всем прознали. Он верил, что русский царь сумеет оценить самоотверженность полководца и вознаградить его за благородство.