Читать «Из берлинского гетто в новый мир» онлайн - страница 211

Мишкет Либерман

Это письмо меня глубоко тронуло. Все в нем. Даже то, что Гиттель запомнила мое имя, хотя прошло столько лет. Но особенно, что сохранила в памяти облик отца, его человеколюбие, его импозантную внешность. Я тут же сняла трубку, позвонила Гиттель и поехала к ней. Конечно, мы не узнали друг друга. Но контакт установился сразу же такой, как будто прошло совсем немного времени с тех пор, как мы носили еду нашим отцам в шалаши. Так и бывает, когда встречаются старые коммунисты. Они друг другу как родные. В большинстве случаев.

Много часов просидели мы вместе, обмениваясь воспоминаниями: «А ты помнишь? », «А ты не забыла?» Обе мы были взволнованны. Думаю, что от детства никто не уходит. Даже если и хочет. Ты его в Дверь, а оно в окно. Не только в старости.

Гиттель спросила меня: «Помнишь, как мы обе со всей родней на второй день Нового года ходили к реке Шпрее, чтобы бросить в нее наши „грехи“?»

Я громко рассмеялась: «Да, конечно, теперь вспоминаю. Мы опустошали наши карманы, набитые крошками, и лебеди тут же пожирали наши „грехи“. Это было на Бургштрассе, где стоит собор?».

«А если крошек не было? Что тогда? Этого я не помню».

«Да мы набивали карманы крошками еще дома. Нам, детям, все это страшно нравилось».

Гиттель, которая теперь так далека от всего этого, погрузилась в воспоминания. Ведь все годы у нее не было этой возможности. Теперь воспоминания прямо нахлынули.

«Почему ты не написала в своей книжке об обычае „хевра кадиша“? В нем по меньшей мере какой-то смысл».

«У меня, наверно, засели в памяти лишь те, которые меня мучили. А в чем заключался этот? Расскажи».

«Хевра кадиш» (погребальное братство)? так человек около десяти? брало на себя задачу помогать родным умерших. Братство доставало все нужное для погребения. От свидетельства о смерти до «миньян для кадиш» (десять человек для отпевания). Впрочем, отпевание обычно оно брало на себя. Самое же главное, оно обеспечивало родных умершего всем, что им было нужно для жизни в течение семи дней траура. Даже деньгами, если у них было пусто в кошельках».

«Это ведь очень здорово, Гиттель. Такие услуги и у нас следовало бы ввести, ? пошутила я.? Тебе, наверно, есть еще о чем вспомнить. Написала бы свои воспоминания. Жаль, если они уйдут вместе с тобой. В конце концов, обычаи и нравы, какими бы они. нам сегодня ни представлялись, являются частые истории культуры народа».

Я знаю, что у нас в ГДР многие этим интересуются. Как часто спрашивали меня читатели с сожалением, почему я не рассказала об этом побольше. Но я не ставила перед собой такую задачу.

Как ни приятно было это путешествие в страну детства, но мы вернулись в наше нынешнее время, в то, о котором мы всю жизнь мечтали. Рассказали друг другу, чем сейчас занимаемся. И чем больше не занимаемся. Не хочу рисовать здесь портрет подруги моего детства, хотя это меня увлекло бы. Но она сама решила рассказать о своей жизни. Не хочу отбивать у нее хлеб. Только одна деталь: сорок шесть лет Гиттель проработала секретарем у одного и того же шефа. С 1931 по 1977 год. С перерывом в годы фашизма. Это очень характерно для Гиттель Вайс. И для ее шефа тоже: нашего бывшего министра юстиции Гильды Беньямин. Теперь Гиттель Вайс с болью в сердце оставила свою работу. Как уже говорилось, в возрасте семидесяти четырех лет. Гильда Беньямин устроила ей прощальное торжество и напутствовала ее пожеланиями написать воспоминания. И Гиттель уже начала. «Это увлекательное для меня дело. Надеюсь, что и читатель не будет скучать. Даже если и не удастся напечатать, я напишу их. Может быть, они кому-нибудь пригодятся».