Читать «Азов» онлайн - страница 60
Григорий Ильич Мирошниченко
– Таких-то князей Иштерековых и у нас в Москве немалое число, – задумчиво промолвил князь Пожарский.
– О ком ты, князь, так мыслишь? – обеспокоенно спросил боярин.
– К примеру – о тебе, боярин Борис Михайлович!
Боярин взбеленился, затрясся весь, хотел было выбежать из горницы. Но тут вошла приветливая княгиня Прасковья Варфоломеевна и предложила певучим голосом:
– Боярин! Не пожелаешь ли испить медку с квасом? Ну и медок, ну и квасок, Борис Михайлович, век не забудешь!
– Не пожелаю, – с сердцем ответил Лыков.
– Испей, Борис Михайлович, испей медку, испей кваску, боярин!
– Не буду пить!
– Борис Михайлович!.. Испей.
Испил, крякнул, платком утерся.
– Крепок медок, княгинюшка, сильно крепок. Пойду, – пригладив бороду, сказал боярин, – наговорились вдоволь.
– Ты не сердись, Борис Михайлович, – сказал Пожарский, – ты помни главное: нам след беречь любимое отечество словно зеницу ока. Пойми, боярин, пойми! Потерей Смоленска открыли мы врагу к сердцу отчизны дорогу легкую. А закрыть дорогу – следует крепить сторожевые городки всюду, а главное – при устье Дона, за Валуйками. Не следует нам, боярин, кривить душой и с донскими казаками. Они люди русские. Боярам следует поприласкать и гетмана Дорошенко, ныне избранного запорожцами, иначе гетман перекинется к полякам, а нет – к татарам, а нам то все совсем невыгодно. Главных врагов Руси всегда познавать следует и глаз держать о том следует остро.
Боярин косо взглянул на князя, поклонился и молча вышел.
ГЛАВА ДВАДЦАТЬ ВТОРАЯ
Порывистый осенний ветер не переставая так бушевал над крышами московских домов, что сторожа в ту ночь не перекликались.
Через ставницы в домах лишь кое-где просвечивали лампады и свечи, мигали каганцы и острые языки лучин.
Москва спала.
Атаман Старой не спал. Он сидел, облокотившись на широкий поставец, глядел неподвижно в слюдяное окно терема с тремя переплетами и ждал своего часа. Волосы на голове были ровно зачесаны, прибраны. Кафтан распахнут, кушак не сброшен…
Казаки давно улеглись. Спали они на земляном полу вповалку, спокойно и безмятежно. А он, задумчивый и строгий, пытал свою судьбу-злодейку, проносился мыслями над говорливой и вечно живой водой тихого Дона, плыл в легком струге мимо Азова-крепости, останавливал купцов турецких посреди Черного моря, выходил с Богданом на пологий берег в Царьграде и с песнями плыл назад мимо Керчи-города.
Бледный серебряный свет луны пробивался сквозь тонкую слюду и падал на его голубой кафтан.
Давно уже улеглись и бояре. Царь спал давно. Марфа Ивановна спала. На башне отбили полночь. А атаман Старой все сидел, одинокий, в тяжелой думе.
За окном раздался глухой выстрел, за ним последовал другой. Атаман не двинулся с места, не пошевелил бровями. Совсем недалеко послышался окрик:
– Хватай его, Кондрашка, – уйдет!
Грохнул еще выстрел. Потом начали стрелять где-то дальше.
– Завороти, Кондрашка!.. Перебеги улицу!
Шум нарастал.
– Хватай его, беса, он бабу везет!
– Стой, сатаны! Куда прете?
Колеса колымаги простучали за окном и затихли.
– Почто по ночам шляетесь? – донесся голос. – Почто воровством канаву объехали? Краденое везете?
