Читать «Азов» онлайн - страница 226

Но тут казачья голытьба подступила к атаману.

– Не след казнить Сеньку Бобырева! – закричали многие. – Его брат отдал свою голову за наше верное дело. Семен еще не раз себя в бою покажет!

Иван Каторжный грозно приказал:

– Рубите голову изменнику!

Но казаки столпились вкруг него и еще грознее крик­нули:

– Того не будет! Весь круг кричит – не будет! Не станем казнить Сеньку Бобырева. В походе испытаем!

– А я велю казнить. И ежели на то согласия не дадите, передам насеку другому, – гневно заявил Каторжный и положил насеку на стол. – Изменника не станем терпеть на Дону!

Казаки зашумели еще громче. Атаман стоял на своем.

Тогда заговорил Тимофей Разя:

– Аль позабыл ты, атаман, что круг – хозяин на Дону? Вспомни, к примеру, дело Якушки Лащенкова. Во время атаманства Смаги Чершенского казак Якушка забрал животы брата своего и хотел сбежать в Азов. Казаки приговорили Якушку повесить. А Смага кричал – не вешать Якушку до приезда брата его. Но казаки отказали в том атаману и велели ему Якушку повесить тотчас. И Смага не стал противиться…

Круг опять зашумел.

И старики со всех сторон кричали:

– Бери-ка, Иван, насеку атаманскую! Атаманствуй по согласию. А Сеньке Бобыреву мы жизнь даруем!

Взял атаман Каторжный со стола насеку и не стал больше противиться воле казачьей.

– Быть по сему! – поклонившись, сказал он.

Приступили к суду над Чириковым.

Татаринов спросил:

– А не хотел ли ты, московский дворянин Степан Чириков, тайно бежать с Дона?

На это Чириков ответил:

– Я есть царский холоп и останусь при сем кровавом деле до конца. За измену и на Москве казнят, а за неправды, какие могут быть с послами, казнят и оговорщиков.

Татаринов тогда обратился к Фоме:

– А не хотел бы посол молвить свое слово к войску?

Фома, не торопясь, сказал:

– Турецкий султан Амурат за измену не милует, но нашей измены перед вами и не бывало, и нет.

Татаринов тогда еще спросил:

– А не передавал ли посол свою известительную и изменническую грамоту турчину и греку?

Фома, улыбнувшись, сказал, поглядывая на толмача Асана:

– Грамоты такой и в мыслях не было. Турчина и грека из своей свиты никуда я не посылал.

– И в Тамань не посылал? – сердито спросил Наум Васильев.

– Не посылал, – нагло отрицал Фома.

– А в Керчь? – спросил Татаринов.

– И в Керчь не посылал.

Но казаки все уже зашумели и закричали в ярости:

– А брешет турский посол! Иуда! Грамоты он посылал! Лазутчиков его словили ночью наши казаки.

Старой спросил тогда Тимофея Разю:

– А правда ли, что ты, Тимошка, словил яицкого есаула и тот тебе во всем винился?

– Правда! – сказал Тимофей. – Ванька Поленов со­знался, что он потайно сносился с турским послом. Он сказывал послу о наших замыслах про взятье крепости. Турчина и грека Поленов сам вывел на Дон, посадил ночью в лодку и оттолкнул лазутчиков от берега… А грамоты писал те не сам Фома, а чауш!

– Слыхали, казаки? – спросил всех Каторжный. – Слыхали, атаманы?

– Слыхали!.. Измена!..

Тогда Татаринов спросил:

– А не пожелает ли теперь московский дворянин, посла заступник, сказать свое дворянское, кривое слово?

Степан Чириков медленно заговорил: