Читать «Избранные произведения в 2 томах. Том 1. Саламандра» онлайн - страница 152

К Стефану Грабинскому мы обратимся чуть позже. Занятия магией действительно не предполагают изучения теории в обычном смысле, но описание магического процесса всегда теоретично. К тому же мы пытаемся вкратце изложить философскую интерпретацию магического мировоззрения, представленную в сочинениях Марсилио Фичино, Джордано Бруно и Томмазо Кампанеллы, т. е. людей, известных своими неоплатоническими интересами и своим скепсисом в отношении любого теологического схематизма (Walker D.Р. Spiritual and Demonic Magic from Ficino to Campanella 1958. Р. 60—68). Вопреки общепринятому мнению трансцендентная идеология не играет в магии существенной роли, поскольку невидимый мир считается таковым не в силу своей сугубой онтологической позиции, а в силу ограниченности человеческого восприятия, расширение возможностей коего и является одной из проблем магии. Отсутствие произвольной нормативной оси аннигилирует однозначность и оппозиции; недоверие к гипотезе имманентно-трансцендентной структуры ставит под сомнение иерархичность мироздания. Односторонний, до крайности ограниченный интеллект, верящий в свою исключительность, суживает до плачевного минимума качественно беспредельную космическую панораму, и если под разумом понимать богатство восприятия, мгновенное самонахождение в незнакомой ситуации, осторожность в суждении и высказывании, то любой дрозд умней человека. В магическом мировоззрении чувствуется скрытое или явное неприятие антропоцентризма, ибо каждый манифестированный или тяготеющий к манифестации объект обладает эмоциональностью, разумом и способностью суждения, какой бы нелепостью или даже извращенностью это ни казалось утилитарно мыслящему индивиду. Поразителен и необъятен внечеловеческий мир, где сложность законов распадается в торжествующем беззаконии, где человеческий язык способен только намекнуть на сложность психологических напряжений, как это сделано в работе Авиценны «О духовной любви минералов»: «Нам не дано понять, мы вынуждены лишь признать, что рубин ревнует коралла к звезде Альтаир». Размытость границ, незаметность переходов, смутный или взрывной динамизм метаморфоз, постоянное изменение человеческого естества мага тормозят решительность утверждений касательно магической догматики. В сущности, магия есть внедетерминистский, внерациональный способ познавательного бытия, когда ценится не какая-то мера истинности догмы, а именно ее транзитность. Каждое устойчивое понятие характеризуется скрытой преходящностью, которая является условием его перехода в другое понятие или его распада. В этом смысле ничего незыблемого, ничего «святого» не существует, если под этим имеется в виду определенное постоянство действия или влияние какого-либо субъекта или субстантива. Допускается в высшей степени проблематичная вероятность блуждающего и непредсказуемого присутствия постоянной идеи или метафоры в сфере, доступной необычайно расширенному человеческому восприятию, но отнюдь не конкретное участие теистических или демонических инвариантов в сотворении, жизни и разрушении мироздания. В этом сугубое отличие магии от алхимии и мистицизма, где прежде всего постулируется возможность достижения инвариантной сферы, а также предполагается наличие константы — философского камня или бога живого человека — в человеческом теле или душе. Необычайная трудность подобного достижения, сомнение в наличии подобной константы и побудили, возможно, неоплатоников Фичино и Бруно обратиться к магическому релятивизму. И вот почему.