Читать «Бьётся сердце» онлайн - страница 101

Софрон Петрович Данилов

Саргылана побывала в доме Осиповых дважды. Особенно тягостным оказалось первое посещение. Отца она не застала, мать встретила учительницу враждебно — ходила по избе распатланная, швыряла вещи. Видимо, и в этот день уже успела поругаться со своим муженьком. Тут же, при учительнице, мать погрозила девочке: «Погоди, чертовка! Натворила чего-то, учителя попросту не ходят».

Уля со слёзами на глазах выскочила в сени. Саргылане стало так нехорошо, будто ей самой пригрозили. «Нет, нет, — стала она убеждать женщину. — Я ведь не жаловаться на Улю пришла. Она очень славная девочка. Но в школу доходят слухи, что у вас тут… некоторые ссоры бывают…»

«Ссоры?! — Глаза у женщины побелели. — Это, милочка, не ссоры. Это смерть моя, проклятье всей жизни. Только это, милочка, наше дело собственное, тебя и твоей школы не касается! Ты знай своё — учи детишек, а в наши дела соваться не смей! А то носик могут дверью прищемить».

Сейчас Саргылане даже вспомнить было противно, что она ещё услыхала в избе Осиповых, пока наконец не сообразила ретироваться к двери, пролепетав с порога какие-то жалкие слова об ответственности родителей.

И вот Уля пишет: отчего люди злые… Люди! Ей целый мир представляется сплошным безобразием. Что Уле все небоскрёбы на свете — ей бы немножечко простой человеческой ласки, милосердия!

Были и другие тетради без космоса и без растопленных льдов. Волшебство маленьким авторам требовалось, чтобы вылечить больного, построить новое школьное здание со спортивным залом… Коля Мигалкин, например, написал совсем неожиданное: «Если бы я был волшебником, я бы крепко проучил Яшку Якорного Кулака! Я бы ему показал, как колотить тех, которые слабее тебя! А он ещё нарочно что-нибудь тяжёлое в варежку кладёт. Я бы ему ноги превратил в вату, чтобы не пинался. Я давно мечтаю — даже по ночам».

Яшка Якорный Кулак, по классному журналу Яков Дьячков, — долговязый угрюмый парень из восьмого класса. Однажды завуч Пестряков в учительской отчитывал драчуна. Доведённый нотацией до слёз, Яшка как дитя малое упрашивал Тимира Ивановича не вызывать родителей, клялся, что больше и пальцем никого не тронет. Вот они, его обещания!

История с Якорным Кулаком особенно взволновала Саргылану, хоть и не была «волшебной». Напиши это кто-либо другой, можно подумать, что ябеда: тётя учительница, чего он дерётся! Но это написал Коля Мигалкин, лобастый крепыш, физиономия которого вечно в бойцовских синяках и царапинах. Коля — защитник слабых и малых, среди мальчишеской братии он независимая личность. И уж если Коля открылся перед своей учительницей в сокровенном (даже ночью снится), значит, это настоящее, из души идёт. Доверие, о котором мечталось! Спасибо, ребята…

Не понять постороннему, через какие страсти-мордасти, никому другому неведомые (и, наверное, неинтересные), проходит на своём нелёгком пути учитель. Давно ли Саргылана Кустурова вступила на этот путь, а сколько уже поворотов за спиной! Была принуждённая, будто резиновая, улыбка, с которой она входила в класс. Потом, после замечания завуча Пестрякова, было железное цоканье каблуков: идёт учительница суровая из суровых… А ещё был холодный дождь и неправдоподобно чёрные берёзовые листья — как хлопья горелой бумаги. Потом разинутый зев чемодана на кровати, плюшевый коврик, снятый со стены. Прибежала Майя Ивановна, — когда уже не было слёз, нечем было плакать. С глазами, словно обожёнными, Саргылана припала к спасительной груди, говоря себе: или ты поверишь сейчас Майе Ивановне, или уже не сможешь верить никому никогда… Вот какие повороты позади! А если бы она уехала?