Читать «Победы и беды России» онлайн - страница 276

Вадим Кожинов

В течение тридцати пяти лет я не только так или иначе соприкасался с творчеством А. Ф. Лосева; многие близкие мне люди разных поколений были в близких отношениях и с ним — скажем, В. Д. Пришвина, уже упомянутый А. В. Гулыга, А. В. Михайлов, Ю. И. Селиверстов, П. В. Палиевский, П. В. Флоренский, Ю. М. Бородай (обо всех них говорится в книге Азы Тахо-Годи) — и, конечно, могли представить меня ему. Но я не стремился войти в его круг.

Об этом стоит сказать потому, что существует — пусть, по моему убеждению, и надуманная — «проблема». Речь идет о соотношении во многом различных, но имевших схожие судьбы мыслителей — А. Ф. Лосева и М. М. Бахтина. В 1960 году я «отыскал» Михаила Михайловича в Саранске (он до 1967-го не имел права жительства в «столицах») и был в тесных отношениях с ним до его кончины в 1975 году. А в последнее время стала популярной версия, согласно которой среди моих обращенных так или иначе к философии современников имеет место своего рода «раскол» на «лосевцев» и «бахтинцев», и я, как может казаться, подпадаю под это разграничение. На мой взгляд, несмотря на некоторые факты (о них — ниже), которые как бы дают основания для такого разграничения, оно все же не имеет существенного смысла.

Прежде всего, нельзя не видеть, что немало людей из окружения Лосева, о которых рассказывает А. А. Тахо-Годи, были также связаны и с Бахтиным — это и М. В. Юдина, и С. С. Аверинцев, и С. М. Александров, и близкие мне Ю. И. Селиверстов и П. В. Палиевский и другие. Поэтому тезис о «расколе» явно сомнителен. Что же касается меня самого, «выбор» именно Бахтина был предопределен складом моего характера.

Дело в том, что ко времени моего обращения к Михаилу Михайловичу, к 1960 году, уже вышел в свет (начиная с 1953-го) целый ряд сочинений Лосева, и его уже поддерживал определенный — пусть еще не очень широкий — круг людей, между тем как сочинения Бахтина не издавались к тому моменту уже более тридцати лет, и людей, стремящихся изменить положение, около него не было.

Это толкование моего «выбора» может быть воспринято как «самовосхваление». Однако, будучи уже человеком, если очень мягко выразиться, далеко не молодым, я не склонен обольщаться своими поступками; не исключено, что мой «выбор» — пусть даже бессознательно — определила своего рода гордыня: я не хотел присоединяться к уже сложившемуся кругу чьих-либо поклонников и помощников. Но вообще-то я осознавал свои отношения с Бахтиным так: я рядом с ним потому, что это необходимо.

И когда Михаил Михайлович уже обрел высокое признание в России и затем во всем мире, мое общение с ним стало намного менее интенсивным.

В заключение следует все же сказать о том «расколе», который упомянут выше. Лосев и Бахтин, без сомнения, очень разные люди, и мысль их шла существенно различными путями.

Едва ли случайно, что они, почти ровесники, ни разу не встретились, не обменялись ни единым письмом. А тем, кто хорошо знаком с их наследием, известно, что Лосев весьма критически отозвался о книгах Бахтина; последний же, пожалуй, видел в первом скорее выдающегося исследователя античности, нежели мыслителя…