Читать «1920 год» онлайн - страница 67

Страхи

Ирина Васильевна поступила в театр. Объявила v себя "балетную студию", что по большевистским законам давало ей право на лишнюю комнату большевики покровительствуют искусствам. Вот именно эту комнату заместо балерин после Пасхи заняли бывший редактор "Киевлянина" и поручик инженерных войск В. А. Л.

Отвыкшие от всякого комфорта, мы умели ценить то, что обыкновенно в прежние времена даже не замечалось.

* * *

Удобная кровать ... чистые простыни ... одеяла .. подушки ... два мягких кресла .. диванчик... даже маленький письменный стол... на дверях портьеры... из хорошей старорежимной серой парусины...

Я помню, сколько раз, просыпаясь по утрам, я мечтательно смотрел на эти портьеры и думал:

"Вот рубашка, вот гм... гм ... а, впрочем, вышел бы и верхний, летний костюм ...".

Пол был паркетный. Я тщательно выметал его по утрам и мечтал хоть один раз "ополотериться", как сказал бы Игорь Северянин, то есть натереть его воском.

И потом... ведь в этой квартире можно было прилично вымыться ... Правда, при социалистическом режиме вода в водопроводе не всегда идет и никогда не идет в верхние этажи. В этом доме воду можно было получить только во дворе. И это была моя обязанность. Я отправлялся в маленький садик, где среди цветов был не фонтан, но кран, или, как говорят в Одессе, "крант", и таскал ведрами воду. Норма была восемь ведер, которые я вливал в ванну, и было всем благо.

Иногда я пилил дрова, но это, так сказать, по большим праздникам.

Но кроме всех этих благ в этой квартире оказалась еще... гитара ...

Да, смейтесь ... Нужда пляшет, нужда скачет... Я решил, что пора "песенки петь".

* * *

Дело в том, что деньги быстро таяли...

Все мое состояние заключалось в двадцати английских фунтах и остатке от тех "колокольчиков" (доникинские тысячерублевки), которые тогда в лесу были розданы Стесселем...

Кстати, должен сказать, что "колокольчики", несмотря на официальное запрещение под страхом расстрела, котировались на подпольной бирже Одессы. Стоимость их, кажется, не падала ниже трехсот советских рублей, но порою подымалась до "al'pari".

Огромное количество людей в Одессе занималось спекуляцией на деньгах. Да могло ли это быть иначе? Куда же могли деваться эти "кошмарические" стада всевозможных биржевиков, которые наполняли Фанкони и Робина и густой толпой стояли на углу Дерибасовской и Екатерининской, торгуя кокаином, сахаром и валютой?

Одесская чрезвычайка вела с ними борьбу, многих расстреляла, но остальные продолжали работать.

Но, разумеется, теперь работа шла в самом строгом подпольи. Итак, деньги таяли. Служить у большевиков я не мог и не хотел. Пристраиваться к каким-нибудь кооперативам было трудно: незнакомые меня не приняли бы, а знакомые, боясь не столько за себя, сколько за меня, всячески отговаривали. Что делать?

И вот выходом из положения явилась гитара.

Старик с седой бородой... Ясно, что человек знал лучшие времена ... какое-нибудь небольшое кафе ... разбитый, надтреснутый голос ... такой же разбитый, как и безвозвратное прошлое... старинные романсы... исключительно старинные, такие забытые и такие незабываемые ... Жалобный звон струн ... очень тонко ...