Читать «Фрагмент анализа истерии (История болезни Доры)» онлайн - страница 15

Не совсем полностью в согласии с таким признанием стояло то, что в других своих речах отец пытался сместить главную вину с невыносимой сущности своей дочери на мать, чьи именно качества портили весь дом. Но я уже давно привык к тому, что необходимо отсрочить мое мнение о действительном положении вещей до тех пор, пока я не услышу и другую сторону.

Таким образом, в переживании, связанном с господином К., – в любовном предложении и последующем затем оскорблении чести– заключалась для нашей пациентки Доры психическая травма, которую в свое время Бройер и я выдвинули в качестве неизбежного предварительного условия для возникновения истерического болезненного состояния. Но этот новый случай показал мне и все оставшиеся трудности, которые с тех пор постоянно побуждали меня выйти за пределы прежней теории, особенно, ввиду трудностей нового рода. [Я действительно осуществил это, не отказываясь от старых взглядов, то есть я считаю их сегодня не ложными, а просто неполными. Отказался же я лишь от выделения так называемого гипноидного состояния, наступающего у больного вследствие травмы и берущего на себя обоснование всех других патопсихологических явлений. Если в совместной работе позволительно предпринять уже задним числом раздел собственности, то я хотел бы здесь сказать, что понятие «гипноидное состояние», в котором некоторые специалисты хотели бы видеть ядро нашей работы, появилось исключительно по инициативе Бройера. Я считаю чрезмерным и ошибочным разрушение ясности проблемы, касающейся психических процессов при образовании истерических симптомов, посредством употребления такого термина.] Но известная нам психическая травма в истории жизни никогда, что так часто видно в историях болезни истериков, не достаточна для объяснения своеобразия симптомов, для их детерминации. Много ли мы узнали бы об имеющейся психической определенной закономерности, если бы следствием травмы были какие-то другие симптомы, а не нервный кашель, афония, дурное настроение. Позже выясняется, что часть этих симптомов – кашель и безголосие – существовали у больной уже годами до травмы. А первые их проявления, вообще, относятся к детству, так как они появились на восьмом году жизни. Итак, если мы не хотим отказаться от травматической теории, то мы должны дойти в нашей работе до детства, чтобы отыскать там те влияния и впечатления, которые могут действовать аналогично травме. И тогда по праву достойно внимания то, что и исследование случаев, где нервные симптомы появились гораздо позже детства, побуждали меня исследовать историю жизни вплоть до первых детских лет [См. мою работу «К этиологии истерии», Wiener klinische Rundschau 1896, Nr. 22—26].