Читать «Засечная черта» онлайн - страница 32

Иван Алексеев

— А почему ты решил, отче, что меня выхаживать следует? Вдруг я тоже из опричников?

— Ты умирал беспомощный, вот я заботу о тебе на себя и принял по заповедям христианским. А кто ты есть в сущности — так в том Бог тебе судья.

— Спасибо, отче, что от смерти спас и от опричников укрыл. Это с ними я последний бой вел. Потому они меня и разыскивали.

— Надеюсь я все же, что бой тот был для тебя не последний. Уверен, что выздоровеешь ты с Божьей помощью.

Михась некоторое время сидел молча, приходя в себя, обдумывая ситуацию, в которой он оказался. Монах, понимая его состояние, отошел, чтобы не мешать, взял со стола фолиант, присел на лавку к оконцу, принялся читать. Долго размышлять дру-жинику было, собственно, не над чем. Дислокация ему была более-менее ясна, а вот диспозиция... Вариантов было всего два. Во-первых, рано или поздно его товарищи возобновят поиски. Дружинники тайного Лесного Стана никогда своих не бросали, ни живых, ни мертвых. Естественно, Михась не знал, что опричники сымитировали его гибель, повесив чье-то обезображенное тело в обмундировании поморских дружинников у кремлевской стены. Во-вторых, если его поиски почему-либо затянутся, он, выздоровев и окрепнув, сам доберется до Лесного Стана, вернется в строй. Вот и все.

Михась глубоко вздохнул, допил остатки целебного настоя:

— Отче, ты, когда рассказывал о том, как меня из беды вызволял, говорил о спасителях «мы», во множественном числе. Много еще людей обо мне осведомлены?

— Нет, витязь, немного. Еще только один человек. Скоро с ним познакомишься.

— И еще один вопрос, если позволишь.

— Позволю, и не один. Долго нам тут с тобой еще предстоит беседовать.

— Это точно, — Михась с грустью оглядел повязки на ранах. — Скажи, отче, а как ты меня укрыть-то смог от тех опытных ищеек? Где-нибудь в лесу прятал?

— Да нет, под ложем моим отшельническим.

Монах указал рукой на тот самый странный предмет, находящийся возле противоположной от Михася стены, и леший наконец понял, что это гроб, стоящий на собственной крышке.

— Вот в гроб сей я каждую ночь и укладываюсь, о бренности земного бытия думая. Заслышав, что чужие люди с треском и шумом в скит по тропинке запутанной пробираются, я сам-то в гроб возлег, а тебя под крышкой, на коей он воздвигнут, укрыл. Зайдя в келью сию, оглядев ее пристально, не решились они ко гробу приблизиться. Так и ушли восвояси... А теперь имя твое мне узнать не мешало бы, если, конечно, в тайне его сохранить не захочешь. Надо ведь в беседах как-то называть тебя.

— Нет, отче, от тебя-то уж таиться мне не пристало. В дружине поморской боевые товарищи меня Михасем кличут.

— Значит, правильно я догадался, вынося тебя из чащобы почти бездыханного, что ты из поморских Дружинников, о коих митрополит Филипп отзывался как о верных сынах отечества, — удовлетворенно кивнул монах. — Ну а меня зови отец Серафим.

— Спасибо, отец Серафим.

Михась, почувствовав слабость, вновь лег на лавку, застеленную лишь тонкой дерюжкой, и погрузился уже не в забытье, а во вполне здоровый сон. Когда он открыл глаза, уже вечерело. Отец Серафим по-прежнему сидел возле подслеповатого оконца, погруженный в чтение фолианта. Он поднял голову, ласково улыбнулся дружиннику.