Читать «Русская весна» онлайн - страница 22

Норман Ричард Спинрад

Подобно Соне, он сделал ставку на дипломатическую карьеру, но поездки за рубеж как таковые его не интересовали. Прорыв в дипломатическую службу будет первым шагом на долгом марше к креслу министра иностранных дел, а там уж он сумеет служить интересам Советского Союза и своим лично, будет вести жизнь большого босса – со всякими вертолетами и визитами в разные страны по высшему разряду. И уж само собой, он будет служить новому идеалу – восходящей еврорусской идее.

Он очаровал Соню тем, что в его устах такие речи не казались софистикой. Он действительно верил.

– Так или иначе, двадцать первый век станет веком Европы, – как-то заявил он после грандиозной возни в постели. – Если нам не удастся вступить в Объединенную Европу, верх над всеми возьмут немцы, а Советский Союз превратится в страну третьего мира. А с другой стороны, Европа, в которую вошел бы Советский Союз, неизбежно стала бы центром нового мирового порядка, в котором мы, а не немцы были бы первыми среди равных. Эти мужланы из "Памяти" называют себя русскими националистами, но все эти простаки не понимают, что назначение России – руководить, а не стоять у витрины кондитерского магазина, заглядывая через стекло внутрь.

Окончательно убедив Соню, что он – надутый осел, Юлий усмехнулся, глотнул болгарского коньяка – лучшего напитка он не мог себе позволить – и стал другим парнем, сыном смоленского сталевара, пробившимся в столицу и, кажется, надежно там закрепившимся.

– От меня – по способностям, то есть по моей способности осуществить нашу национальную судьбу, – заявил он. – Мне же – по моим равнозначно огромным потребностям – дачу на берегу Черного моря, целый этаж в доме на улице Горького, вертолет и "мерседес" с шофером.

– Ну ты законченный лицемер!

– Совершенства не бывает, – проговорил Юлий, наваливаясь на Соню, – но я постараюсь.

И он старался – в постели, и в классе, и в комсомоле, и на студенческих вечерах, где склонные к еврорусизму профессора и прочие интеллектуалы общались с избранными студентами. Он всегда водил с собой Соню. К последнему году учебы их иронически называли "пионерами" – в том смысле, что они станут "комсомолией", обручившись после конца учебы, а потом, поженившись,– "полноправными членами партии".

Если честно, то Соне не хотелось выходить замуж до того, как она попробует на зуб европейскую жизнь. Но она жила в России, в стране, где, несмотря на социалистический феминизм, принятый в интеллигентных кругах, патриархат был в крови. И за несколько недель до окончания университета они обручились.

Соня получила неплохой диплом; во всяком случае, ее оценки позволяли ей поступить в дипломатическую академию, а характеристика у нее была образцовой, можно сказать, исключительной. Она была довольна жизнью. Оставалось всего три ступеньки до цели – той, что она наметила в детстве, когда захотела увидеть воочию французский Диснейленд. Сначала – два года учебы в дипакадемии, потом – год или два за столом в московской конторе и, наконец, – назначение в какое-нибудь захолустье вроде Бангладеш или Мали. И после этого – если повезет – работа в Объединенной Европе. Расчет простой: Соне еще не будет тридцати лет.