Читать «Архангелы и Ко» онлайн - страница 88

Резкий противный скрип, бесстрастно переданный интеркомом, скорее всего был произведен Клаусовыми зубами.

— Так как же полагается величать твоего этого… головолома? — осведомился Кадыр-оглы, доскрипев.

Молчанов понял уже, что затевается какая-то остроумность (в смысле Крэнговых представлений как об уме, так и об остроте оного). Догадался, но воспрепятствовать не успел. Дикки-бой медленно, чуть ли не торжественно даже произнес:

— Карбункул.

В следующий миг внутришлемный динамик взорвался громовым свирепым ревом. Исполнительный механизм закрутился на месте, будто недодавленный таракан; Клаус рванул из-за спины штурмовушку… А Матвей, глядя на Крэнга, даже не вздрогнул. Крэнг тоже не вздрогнул. И не шевельнулся. Он спокойно сказал:

— Заткнись.

Рев как обрезали. Мгновением позже на бугряную вершину выкарабкался пропавший «головолом», сплошь перемазанный в давленной синюхе. Выкарабкался, встал с четверенек и прохрипел, по-песьи давясь злобным нутряным клокотанием:

— Вот хоть раз, хоть еще один раз только попробуй… Короче, не посмотрю, кто ты там… Понял?

— Заткнись, — повторил Дикки-бой, а потом заговорил неспешно и ни к кому специально не обращаясь: — Если человек на подъеме поскользнулся, съехал на пузе вниз, разлегся, как свинья в луже, и отдыхает — так что, спускаться за ним, силком поднимать? Еще чего! — Дик вдруг очень несолидно хихикнул, сообщил ни к селу ни к городу: — Он в жизни всего-то и прочитал, что пару-другую заголовков…

— Можно подумать, ты прочитал больше, — хмыкнул Молчанов.

Крэнг будто не слышал:

— Есть такой детективчик, древний еще, из классики. Шекспир, кажется, написал про мисс Марпл — «Голубой карбункул». Так вот этот шиз, — Дик, не оборачиваясь, ткнул большим пальцем себе за спину, давая понять, что имеет в виду не Шекспира, — этот шиз воображает, что раз карбункул, значит, обязательно голубой. Будто бы на самом деле карбункул и фурункул не одно и то же. Дикарь.

Услыхав это последнее слово, Матвей передумал говорить другу Дикки-бою придумавшуюся уже ядовитую гадость и невольно заозирался. И сам друг Дик заозирался тоже. А Клаус сказал устало:

— Хуже чем дети… Хватит дурака валять, давайте идти. И хватит трепаться. Радио у нас, конечно, слабое, но все равно… Как сказал бы русский Молчанов, береженого Бог бережет, а неосторожного конвой стережет.

И снова спуск-подъем, ать-два, левой-правой… На жадных захлебистых вдохах маска сдавливает лицо; на каждом выдохе якобы незапотевающие вотч-амбразуры подергивает мутный туман, который иногда успевает, а чаще не успевает попрозрачнеть до следующего оглушительного «х-хы-ы!»; изготовленное оружие отрывает руки; якобы мягкая и якобы газонепроницаемая манжета дыхательного шлема, кажется, уже до мяса протерла затылок; при каждом шаге грузно гупает по бедрам и пояснице навьюченное барахло; под все невыносимее тяжелеющими башмаками то шорох песка, то засосливое чмоканье синюхи… Хорошо, хоть смрад почти пропал. Только это не потому, что гадкое плодовое тело перестало вонять аммиаком. И не потому, что управляющий процессор удосужился отладить работу дыхательной синтез-системы. А потому, что, когда концентрация вонючки с ученым именованием «эн аш три» достигает какого-то там порогового уровня, воспринимающие рецепторы в человечьем носу объявляют себя банкротами и закрывают лавочку.