Читать «Последние и первые люди: История близлежащего и далекого будущего» онлайн - страница 238

Как же бесцветны эти слова! Насколько неспособны они передать ту абсолютно убедительную свойственную всем вещам красоту, с которой мы непосредственно имеем дело, благодаря пробудившемуся в нас расовому способу мышления. Каждое человеческое существо любого вида может время от времени видеть мельком некий фрагмент или аспект жизни воспринимая его именно с такой же холодной красотой, которую обычно оно видеть не может. Даже еще Первые Люди, в их искусстве трагического, имели кое-что из этого опыта. Вторые – а еще более определенно, Пятые – безуспешно пытались постичь это. Крылатые Седьмые от случая к случаю имели с этим дело, когда находились в небе. Но их разум был ограничен, и все, что они могли воспринять – это их собственный небольшой мир и их собственная трагическая история. Мы же, Последние Люди, обладаем всем их жизнелюбием, как в жизни личной, так и в жизни всей расы, независимо от того, хорошая она или плохая. Мы обладаем ею во все времена и в отношении дел, непостижимых для низшего разума. Более того, мы обладаем ею сознательно. Прекрасно понимая, как это странно – восхищаться злом наравне с добром, мы отчетливо видим разрушительность последствий такого эксперимента. Даже мы, просто как индивидуумы, не можем примирить нашу преданность метущемуся человеческому духу с нашей собственной замкнутостью. И потому если бы мы были простыми индивидуумами, то в каждом из нас возник бы подобный конфликт. Но при расовом способе мышления каждый из нас испытал теперь на собственном опыте величайшее разъяснение разума и чувства. И хотя, как индивидуумы мы никогда снова не сможем пережить это проникающее в даль видение, смутная память о нем постоянно подчиняет нас и сказывается на нашей линии поведения. Художник, когда фаза его вдохновения заканчивается и он в очередной раз оказывается всего лишь в борьбе за существование, может внутри себя от начала и до конца выполнить тот замысел, что возник у него за короткий период просветления. Он припоминает, но уже более не наблюдает того видения. Он пытается воссоздать некоторое ощутимое олицетворение исчезнувшего великолепия. Так и мы, живя каждый своей личной жизнью, восторгаясь соприкосновением тел, общением разумов и всей утонченной деятельностью человеческой культуры, сотрудничая и конфликтуя в тысячах личных поступков и предприятий и выполняя каждый свою обязанность в материальном поддержании нашего общества, видим все вещи как будто пронизанными светом от источника, который уже невозможно обнаружить.