Читать «Порфира и олива» онлайн - страница 54
Жильбер Синуэ
— У меня для тебя два известия, — начал Перенний, понижая голос, — они, возможно, побудят тебя переменить свои представления.
— Меня бы это удивило. Но слушаю тебя.
— Знаком ли тебе некто Сервилий?
В недоумении сенатор наморщил лоб, подумал, покачал головой:
— Нет, это имя ничего мне не говорит.
— Любопытно. Ведь это Сервилий на тебя донес.
— Кто бы он ни был, надобно признать, что, видимо, осведомлен он неплохо. Но почему ты думаешь, что это... сообщение как-то может повлиять на меня?
— Да просто... ну, по самому естественному первому побуждению я представил себя на твоем месте — ведь это должно пробудить жажду отмщения, а расквитаться посмертно еще никому не удавалось.
— Жаль тебя разочаровывать, но я охотно прощаю этому субъекту его поступок. Наверняка он плохо знает христиан, обманут бесчисленными клеветническими измышлениями, которые о нас распространяют, вот и подумал, что, выдав меня, он совершит полезное дело.
— А если я теперь сообщу тебе, что ко мне пришла твоя сестра и призналась, что она тоже состоит в этой секте? Она просила меня позволить ей разделить твою судьбу. Эта новость тоже оставит тебя равнодушным?
С обезоруживающим спокойствием Аполлоний отвечал:
— Равнодушным? Как это возможно? Я счастлив. Горжусь ее отвагой.
— Право, Аполлоний, ты самый диковинный из философов Империи, а уж поверь, я во времена Марка Аврелия встречал их немало! Ты избавляешь своего врага от расплаты и обрекаешь на гибель собственную сестру?
— Это не имеет ничего общего с философией. Ливия, как и я сам, просто свидетельствует о славе единого Бога.
— Вы делаете это, навлекая на себя смерть?
— Христос, Господь наш, сказал: «Тот, кто хочет спасти свою жизнь, утратит ее».
Измученный Перенний пожал плечами:
— Да ты что, не понимаешь? Я же пытаюсь тебя спасти!
— И я признателен тебе за это. Но на что станет похоже мое существование, если я предам самого себя?
— Клянусь Юпитером! Я же не предлагаю тебе отречься от твоего Назареянина! Мне бы хватило самого простого, формального жеста!
— Разумеется, но для меня и этот простой жест — слишком весом. Я христианин. И хочу жить как таковой, не иначе. По крайней мере, до той поры, — он выдержал паузу, потом заключил, — по крайней мере, пока ты не решишь послать меня на смерть.
— Ты сам себе выносишь приговор.
— Нет, меня обрекают на гибель императорские декреты, которые ты и сам в глубине души считаешь несправедливыми. Декреты, которых ты не осмеливаешься обойти.