Читать «Порфира и олива» онлайн - страница 37
Жильбер Синуэ
— Само собой. Только это еще не все. И другая тоска есть, посильнее.
— Расскажи мне. Говори, прошу тебя.
— Так слушай, сестренка. День за днем, на дорогах, в поместье — всюду я встречаю множество самых разных свободных людей. Может быть, они беднее или даже несчастнее меня, но они свободны. Если в харчевне или триклинии я сяду рядом с ними, они оттолкнут меня прочь или сами отстранятся. Я раб, Флавия, раб, понимаешь, что это значит? Это словно неизгладимое клеймо, пятнающее и сердце мое, и мое тело.
— Свобода... Вот, стало быть, в чем дело. Это о ней ты вечно грезишь.
Калликст опять примолк. Потом выдавил улыбку — с усилием, как человек, пытающийся отрешиться сам от себя.
— Давай лучше поговорим о тебе. Несколько дней тому назад я слышал, как Ливия сказала Аполлонию, что ты стала лучшей в Риме мастерицей причесок.
Флавия пожала плечами. Потом вдруг схватила его за руку, повернулась к нему и произнесла неожиданно властно:
— Калликст. Ты только что говорил о свободе. Знай, что она достижима. Она совсем рядом — только руку протяни.
В ответ на его недоуменный взгляд девушка уточнила:
— Ты сам это знаешь. Ливия и Аполлоний — христиане.
— Как и добрая половина здешних обитателей этого дома.
— Да и другие, окружающие тебя, хотя ты о них этого не знаешь.
Он внезапно напрягся, насупил брови:
— Но не ты же, Флавия? Ведь ты не станешь говорить, что...
— Почему бы и нет?
— Да разве ты не знаешь, что эта секта под запретом, ее членов скармливают зверям или распинают на кресте?
— Что из того? Тебе ли, Калликст, отступать перед такой опасностью? Я верила, что мой старший брат не боится ничего и никого, и вот он, оказывается, дрожит перед шпионами и префектом преторских когорт.
— Ты ошибаешься, я отродясь ни перед кем не дрожал.
— В таком случае.
— Мы здесь не затем, чтобы судить и рядить насчет моей отваги, просто ответь мне ты вправду христианка? Да или нет? С каких пор?
— Если это тебя успокоит, отвечаю: нет. Я еще не приняла крещения.
— Крещение? Значит, вы так называете обряд инициации?
— Если угодно, можно выразиться и так.
— Счастье еще, что ты не переступила эту грань. Полагаю, что такими безумными идеями ты обязана Ливии?
— Да, это она открыла мне глаза.
— А почему ты сказала, что моя свобода достижима, стоит только руку протянуть? Не вижу связи.
Тогда она заговорила. Это была долгая речь, и в ней звучала страсть, какой он никогда не предположил бы в юном существе, которое знал, казалось, не хуже, чем самого себя. Когда она, наконец, умолкла, он вздохнул:
— Мне очень жаль. Рискуя показаться тебе упрямцем, все-таки признаюсь: я так и не понял, что, собственно, ты хочешь сказать.
— А между тем это ясно, если ты христианин, ты свободен всегда и всюду, где бы ни оказался Павел сказал «Человек свободен даже тогда, когда он в рабстве».
— Я примерно так себе и представлял христиане — своего рода философы, и ничего больше. А ты знаешь, как я смотрю на философов. По-моему...
— О, разумеется' — прервал его напыщенный голос — Их сообщество столь быстро разрослось, что в глазах профана, философия не может не стать синонимом самонадеянного безумия.