Читать «Порфира и олива» онлайн - страница 287
Жильбер Синуэ
Великолепная весна расцветала на берегах Тибра. Два года протекли в покое — никакие новые угрозы не тяготели над общиной. Пи сам венценосный поборник солнечного единобожия, ни его семейство не пытались возвратить времена гонений. Можно было предположить, что Гелиогабал и его окружение пришли к мысли, что христианство рано или поздно будет поглощено новой религией и последователи его примут культ Ваала.
На деле же происходило совершенно обратное. С тех пор как Калликст встал во главе Церкви, что ни день, мог наблюдать победоносный расцвет христианской веры, тогда как языческие мифы постиг заметный упадок. Греко-римский мир лишь от случая к случаю отдавал должное культам Митры или Кибелы, тогда как число желающих приобщиться ко благой вести Христовой непрестанно возрастало. После Голгофы прошло два столетия с небольшим, и хотя точный подсчет произвести мудрено, ныне на каждую сотню жителей Империи приходилось уже человек пятнадцать христиан. Причем по самому скромному исчислению. Но, несмотря на все эти благоприятные признаки, Калликст чувствовал тревогу.
Заходящее солнце, пробиваясь сквозь свежую листву, рассыпало над катакомбами продолговатые золотистые отблески.
Калликст притих, сосредоточившись в ожидании вечерней службы. У него под ногами простирался гигантский лабиринт с сотнями ячеек, выдолбленных в стенах. Задуманная миссия удалась. Его заботами кладбище римской общины бесповоротно переместилось сюда, с Соляной дороги на Аппиеву, в крипты Луцины. Они стали официально признанным местом захоронения всех римских христиан.
Его посетили меланхолические раздумья о тех, кто покоится здесь под землей. Папа Виктор, Зефирий, Флавия, чей прах он распорядился перенести, а сколько тех, чьи имена неведомы... Ныне они там, одесную Отца.
Внезапно он ощутил сильнейший страх. Он только сейчас осознал, сколь дерзостны мысли, что преследуют его непрестанно все последние месяцы. Да кто он такой, чтобы ставить под сомнение исконные догматы? Прежде него были другие, они превосходили его, были во сто крат ученее. Л он, бывший раб, вот уже и святым Петром себя возомнил. Его охватил ужас при мысли, что он в свой черед рискует стать ересиархом.
Он внезапно рухнул на колени, сложил руки:
— Боже мой... Я всего лишь раскаявшийся вор. Я не существую и никогда не буду существовать иначе как по милости твоей... Помоги мне, Господи! Помоги!
В дверь постучали, хотя утро еще не настало. Он тотчас узнал своего диакона Астерия. С ним была женщина в летах, черты искажены, глаза покраснели от слез.
— Это моя мать, — пролепетал Астерий. — Она работает во дворце, прислуживает Юлии Мезе, бабке императора. Нынче после полудня, исполнив свои обязанности, матушка отправилась к себе в комнату и обнаружила, что мой младший брат Галлий исчез. Она, конечно, подумала, что он, как часто бывало, убежал на улицу, играет где-нибудь поблизости. Стала искать, но нигде ни следа.
— А она расспрашивала тех, кто мог его видеть?
— Разумеется. Она буквально донимала слуг, работающих во дворце. Ничего!
