Читать «Порфира и олива» онлайн - страница 10

— Близок день, — с улыбкой пояснил Аполлоний, — когда мое изображение займет отведенное ему место в этом ряду. Те, кого ты здесь видишь, — члены моего семейства, уже отправившиеся в царство мертвых.

Но почти тотчас они вновь вынырнули на дневной свет, вступили на центральный дворик, преобразованный в сад, отданный для развлечений детворы. Под присмотром нескольких суровых матрон дети играли в кольца на посыпанных песком дорожках, другие запускали волчки, сопровождая каждый жест взрывом смеха. Внезапно, когда они проходили мимо бассейна, где плавали цветы кувшинки и лотосы, из-под их ног взлетела большая стая голубей.

— Полюбуйся, — горделиво обронил Аполлоний. — Не будет преступлением против скромности утверждать, что перед тобой самый изысканный из римских садиков.

— У подножия Гема вся округа — сплошной сад. Чтобы посмотреть на небо у нас во Фракии, незачем запрокидывать голову — оно везде. Бассейн же никогда не сравнится с большим озером, полным голубой воды, а твои кипарисы в наших лесах гляделись бы жалкими недомерками!

Калликст заговорил со всевозрастающим жаром, его красноречие навлекло на него и его владельца взгляды, полные раздраженного удивления. Сенатор воспользовался некой паузой, чтобы кивком поздороваться кое с кем и улыбкой дал понять, что хотел бы извиниться за причиненное неудобство, положил ладонь на плечо раба:

— Я тебя понимаю. Не в моих силах возвратить все, что ты потерял. Надеюсь, однако, что, несмотря на все это, ты со временем сможешь обрести здесь счастье.

О каком понимании, о каком счастье здесь можно говорить?

Какой странный человек! Что он себе только воображает. Как ему понять, что такое — жить, не видя больше над собой отцовского лица? И не слышать с восхода до заката его голос, рокочущий, как дальняя лавина. Как можно быть счастливым вдали от родного селения, позабыв навсегда про рыбалку и охоту, не видя снежного покрывала над Сардикой, девственно чистого, бескрайнего... Навеки распростившись с правом бежать, куда глаза глядят, хорониться от всех, одним словом, со свободой!

Он внезапно почувствовал, что на глаза навертываются слезы, и все в нем взбунтовалось: сейчас Зенон устыдился бы его. Он перехватил настороженный взгляд Аполлония, прикусил губу и горделиво уставился на римлянина.

На следующий день его привели к вилликусу — главному смотрителю над рабами.

Эфесий — его настоящего имени никто здесь не знал, а работорговец наградил его таковым в честь города Эфеса, откуда этот иониец был родом, — Эфесий принадлежал к тому сорту людей, что возраста не имеют. При взгляде на него разве что можно было предположить приближение старческой немощи. Пергаментного цвета лицо с неподвижными чертами, казалось, обозревало все на белом свете погасшими глазами хамелеона. Но то лишь первое впечатление. В действительности ему ничто не было чуждо, и он знал все и обо всех. Аполлоний, испытывавший неподдельное отвращение ко всему, связанному с домашним хозяйством, вот уже четверть века полагался здесь исключительно на него и, в конце концов, сделал вилликуса вольноотпущенником. Тому это лишь прибавило преданности.