Читать «История России с древнейших времен. Книга XV. 1773—1774» онлайн - страница 222

15 мая (н. с.) Мария-Терезия писала своей сестре и кузине (soeur et cousine) императрице всероссийской: «Я знаю, что обязана заботам в. и. в-ства столько же, сколько и стараниям христианнейшего короля моего союзника, приятным событием восстановления мира, подписанного в Тешене 13 числа этого месяца, и поэтому я считаю своею обязанностью известить в. и. в-ство прямо об этом как можно скорее, равно как засвидетельствовать живую признательность за новый знак дружбы, который вам благоугодно было оказать в этом случае. Это меня очень тронуло, я приношу вам искреннейшую благодарность и сильно желаю получить возможность взаимно выразить все мои чувства к вам».

Еще в самом начале года, когда только являлась уверенность в мирном окончании баварского дела, Вержень говорил кн. Борятинскому: «Я вам откроюсь как министру посредствующей державы и прошу, чтоб сказанное мною осталось между нами: если б я был на месте кн. Кауница, то ни под каким видом и ни для чего на свете не отступил бы от права Австрии на Лузацию; правда, что это наследство очень отдаленно, но венскому двору всего ждать можно. Прусский король настаивает на это для своих интересов, ибо как скоро Саксония получит право распоряжаться этою провинциею, то прусский король непременно вынудит промен на французские маркграфства, а чрез это владения его получат самое выгодное округление; Саксония будет обессилена и стеснена, Богемия станет открыта, так что прусский король вступит в нее с войском прежде, чем в Вене об этом узнают. Я думаю, это должно быть важно и для всей Европы, чтоб прусский король не так усиливался; пусть каждый приведет себе на память состояние Пруссии в 1740 году и сравнит его с нынешним, как оно выросло по кускам». Опасность от усиления Пруссии, которая заставила Францию переменить свою политику после силезских войн, оставалась главным предметом французской политики и теперь, а следовательно, во всей силе оставалось желание сблизиться с Россиею. Доказательством этого сближения служило поведение французского посланника в Константинополе; на двойное посредничество в баварском деле в Версале имели полное право смотреть как на благодетельный результат сближения, ибо Россия, сдерживая Австрию, сдерживала также и Пруссию, которая должна была согласиться на известные уступки в пользу венского двора. Гр. Морепа говорил кн. Борятинскому: «Христианнейшее величество почитает за особливое себе удовольствие быть в согласии с такою великою и премудрою монархинею не только из взаимных интересов, но также из личного почтения к ее и. в-ству. Франция и Россия со времен Петра Великого несколько раз были готовы заключить дружеские и торговые договоры, но всегда встречались препятствия; ее и. в-ство — достойная и истинная наследница всех великих дел и замыслов Петра; ей и предоставлено довершить недоконченное. Здесь можно сказать нашу пословицу: что отложено, то еще не потеряно». — «Императрица, сколько я знаю, — отвечал Борятинский, — питает к королю дружественные сентименты; а что Россия и Франция не всегда были в добром согласии, то причиною Франция: сколько она против нас во все времена интриговала, это всем известно». — «Я с вами согласен, — сказал Морепа, — и не понимаю, как наше министерство не видало настоящих своих интересов. По-моему, нет еще двух других держав, которые бы имели столько побуждений быть в согласии, как Россия и Франция. Надеюсь, что теперь прежнее мнение о нас в России уничтожится: поведение нашего посла в Цареграде может служить императрице удостоверением, как чистосердечны чувства его христианнейшего в-ства к ней». Тут Морепа улыбнулся и продолжал: «Мы, французы, находимся в странном положении: чужие дела приводим к желаемому концу, а своего собственного окончить не умеем».