Читать «Смилодон в России» онлайн - страница 23

Феликс Разумовский

— Отдыхай, милый, лечись. — Прыжком-разгибом Буров поднялся на ноги, подобрал со льда чалму, напялил поладнее, а тем временем раздался дикий крик и стремительно метнулось тело: это оклемавшийся Соколик соколом пошел на второй заход. Шел недолго. Буроз, свирепея, встретил его сапогом под ребра, с хрустом раздробил колено, напрочь вынес в аут, потом вырубил вглухую сунувшегося было Ботина и, уже окончательно рассвирепев, отфутболил в массы белую, ни в чем не повинную “маньку”, там ей быстро приделали ноги. Все это случилось на одном дыхании, в темпе вальса, так что сразу никто ничего и не понял. От изумления гуляющие замерли, над толпой повисла тишина, было слышно только, как старается какой-то балаганный дед:

А это, извольте смотреть-рассматривать,

Глядеть и разглядывать,

Елагинский сад.

Там барышни гуляют в шубках,

В юбках и тряпках,

Зеленых подкладках.

Пукли фальшивы,

А головы плешивы…

Он, как видно, Васю Бурова во всей красе не видел.

— О Господи, сколько пьяных, на каждом шагу, — подошла, явно не в настроении, Лоренца, презрительно посмотрела на Трещалу, Ботика и Соколика, брезгливо отвернулась. — И вообще эти русские. У них очень странное чувство юмора. Знаете, как нам показали Зимний дворец в натуральную величину? Сквозь отверстие в стене балагана. Это совсем не смешно.

— Да уж, — тихо промолвил Калиостро, очень по-воровски глянул по сторонам и сделался решителен и целеустремлен. — Едем домой. Немедленно. Никаких вопросов.

А уже в каретном лимузине, когда кучер врубил полный ход, он в какой-то странной задумчивости воззрился на Бурова:

— А ведь предупреждал меня мудрый Сен-Жермен, что у вас, сударь, тяжелый характер. Вам только дай повод спустить своего тигра.

Буров из вежливости не ответил, только кивнул головой. Ему зверски хотелось есть. Как тому тигру…

VI

Неделю бушевала Масленица — с шумом, гамом, обжорством и винопитием. В столице развлекались вовсю, не смотрели ни на чины, ни на звания. Сиятельные петиметры в “санных шубах”, в винчурах или в куртках с чихчирями “кадрили” своих барышень под щелканье кнутов, государыня сама изволила проследовать в санном поезде, а на пирах, балах, куртагах и маскарадах музыка звучала до самого утра. Ездили всем обществом в Красный Кабачок или же мужеским компанством на Пески к цыганам, пили до изумления, закусывали смачно, истово служили Момусу и Венере. Простой народ от знати не отставал, также веселился и телом, и душой. Тешил себя зрелищами кукольных комедий, канатных плясунов, “китайских теней”, не гнушался водочкой, икоркой и буженинкой, бился на кулачках, лихо несся с гор. Только, увы, все кончается — отшумела, отгуляла Масленица, и настали трудовые будни, да еще не просто так, а на подведенное брюхо. Впрочем, в доме у Елагина ели, как и раньше, в охотку, правда, налегали большей частью на овощи и фрукты, жаловали каши с рокфором и трюфелями, уважали ушицу из судаков и вырезубов. Сковородку свечным огарком никто не мазал, были дела и поважнее. Калиостро, например, вовсю готовился к открытию магического сезона — более длить паузу не имело смысла, Петербург и так был полон слухами о заезжем волшебнике, остановившемся инкогнито у гроссмейстера Елагина.