Читать «Гора из черного стекла» онлайн - страница 42

— Почему они это сделали? — спросил он почти ласково. — С чего они на тебя рассердились?

Неожиданно Дель Рей поднял голову, его глаза блестели, полные решимости.

— Из-за твоей дочери, вот почему! Потому что Рени втянула меня в дела, о которых я ничего не хотел знать, моя жена ушла и… и…

Он снова расплакался. Он сполз на пол и сел, вытянув ноги, как маленький ребенок. Пистолет валялся на полу между его ног.

— Так ты хочешь меня пристрелить? — спросил Длинный Джозеф. — Ты поджидал меня перед больницей, чтобы просто убить? — Он на минутку задумался. — Или ты собираешься убить Рени?

— Нет-нет. — Дель Рей снова вытер потное лицо рукавом пальто. — Нет, мне нужно поговорить с Рени. Она должна рассказать этим людям то, что они хотят знать, чтобы я мог больше не прятаться.

Джозеф потряс головой, не в состоянии понять логики.

— Я ничего не могу приказать Рени. Ее здесь нет. Я приходил навестить сына и собираюсь это сделать. Если только ты меня не пристрелишь.

Он позволил себе усмехнуться. Возвращаясь в прошлое, он подумал, что этот высокопарный ухажер никогда ему не нравился, он был искренне рад, что Рени его бросила.

Рука Дель Рея вдруг поднялась, пистолет снова лязгнул, большое черное отверстие уставилось прямо в лицо Джозефа.

— Ты — тупица, — сказал Дель Рей. — Ты и не представляешь, как тебе повезло, что первым до тебя добрался я. Мы с братьями несколько дней выслеживали тебя или Рени, но если я тебя выследил, то смогут и убийцы. Неужели ты думаешь, что можешь тайком от них навещать сына? Они не убьют тебя сразу, а будут пытать, чтобы найти дочь, потом придумают, что сделать с ней.

Джозеф нахмурился.

— Я ничего не понимаю. Для меня это все — бред, даже больший бред, чем то, что говорит Рени. — Он постарался вспомнить, когда он с кем-то говорил, и его понимали, а он понимал их. Наверное, это было много лет назад. — Убери пистолет, парень. Лучше расскажи, что произошло.

Дель Рей посмотрел на него, потом на свою вытянутую руку и дрожащий в ней пистолет. Он засунул пистолет в карман пальто.

— Taк-то лучше, — сказал Джозеф. — Намного лучше. Теперь рассказывай, что с тобой случилось. — Он осмотрел тускло освещенный гараж, потом глянул на потное лицо Дель Рея Чиуме. — Не могли бы мы пойти куда-нибудь? Мне просто необходимо выпить.

Джереми пришел к выводу, что не стоит слишком много думать.

Когда никого нет рядом и не с кем поговорить, некуда уйти из этих пустых, отзывающихся эхом комнат, когда не видишь солнца, когда радио вещает тебе о мире, чуждом тебе до такой степени, что хочется кричать, когда ты слышишь только звук дыхания и громкий стук сердец двух людей, которые оставили тебя, опасно позволять своим мыслям блуждать свободно.

За те годы, что Джереми Дако работал на Бликов, сначала на обоих докторов Ван Блик, потом, значительно дольше, только на овдовевшую Сьюзен, он изредка думал: «Я отдал бы все, что имею, за возможность отдохнуть хоть немного и подумать». Он был одновременно секретарем, экономом, поваром и шофером замечательной, сварливой, рассеянной пожилой женщины. Он выполнял работу, которую даже два молодых человека сочли бы тяжелой, но Джереми гордился своей способностью принимать удары судьбы (или сомнительные организаторские способности Сьюзен Ван Блик), разряжая свое недовольство вспышками дурного настроения или чрезмерной заботливости. Он отказался ради этого от личной жизни, он так давно не бывал в барах и клубах, что, когда получал свободный вечер, а его мать была занята, он не только не встречал знакомых лиц, но не понимал ни музыки, которую слушали, ни стиля одежды, которую носили, будто смена поколений прошла мимо него. Но даже если он и потерял интерес к социальной жизни, взвесил все за и против и примирился с одиночеством и, что еще страшнее, с одинокой старостью, он не отказался от грез. Все эти годы чрезмерно напряженного труда он жалел только об одном — у него не оставалось времени на отдых и раздумья. Самое неприятное в среднем возрасте, как он обнаружил, было то, что, если не принять мер, жизнь неслась с головокружительной скоростью и целый год проскакивал, не оставляя никаких воспоминаний.