Читать «Рыцарь-маг» онлайн - страница 127

Разъяренные франки, выбираясь из-под обрушенных в очередной раз палаток, совершенно не чувствовали удовлетворения. Возможно, дело было в том, что солнце еще не поднялось достаточно высоко, чтоб своим жаром умерить пыл дерущихся. Освеженные утренней прохладой, англичане и французы покончили с теми сарацинами, которые не успели выскочить в ворота или перелезть через вал, и бросились на ожидающую их армию Саладина.

В схватке быстро стало жарко. Мусульмане видели перед собой добычу — шатры обоих королей, палатки графов и герцогов, полные — как они справедливо считали — добра, а франки были раздражены, как осы, тем, что какие-то черномазые язычники посмели шарить в их палатках и покушаться на их честно награбленные ценности.

Словом, несмотря на то, что солдаты говорили на разных языках и верили в разных богов, меж ними наблюдалось несомненное единство устремлений, желаний и чувств.

Солнце жарило с такой силой, что некоторые сражающиеся падали на землю не оттого, что были убиты или ранены, а из-за самого банального солнечного или теплового удара. По ним топтались те, кто еще способен был терпеть ужасающую жару. Доспехи накалялись так, что к ним боязно было прикоснуться, и кто-то в разгар схватки вопил, видимо, совсем обезумев от жары: «Brыle! Brыle! Je brыle!», что даже не вызывало снисходительной улыбки — лишь сочувствие. Мусульманам было немного легче, но и они, без сомнения, страдали от палящих лучей полуденного солнца, поскольку бой затянулся. Слабели руки, дрожали усталые колени, и, размахивая оружием, солдат уже не думал, как бы попасть в сочленение доспеха или красиво отрубить голову. Он даже не думал, как бы уцелеть. Он хотел только одного — напиться воды и рухнуть на землю. Пусть даже замертво.

На исходные позиции две армии отступили тогда, когда стало понятно — это уже не бой. Обессиленные воины стояли друг против друга, смотрели с вялым равнодушием, иногда замахивались, но почти никогда не попадали и ждали лишь приказа командиров вернуться в лагерь, вожделенный лагерь, где есть немного тени, где ждут бочонки с водой и лекари. Где, в конце концов, можно просто полежать и поругать эту чертову Сирию, этих чертовых сарацин, это чертово солнце и эту чертову жизнь, будь она неладна.

— Если так пойдет дальше, мы еще долго будем толкаться с Саладином локтями, — сказал Дику оказавшийся рядом солдат — бледный до зелени, осунувшийся от усталости, с пятном ожога на правой щеке.

— Или один, или другой рано или поздно дожмет противника, — равнодушно ответил граф Герефорд и кивнул на обожженную щеку. — Отчего пузырь-то?

— На щеке? — Солдат поморщился, тронув ожог. — Да... Сарацина застукал, когда он в моей сумке шарил. Кубок серебряный вытащил, руки загребущие. Я стал отнимать — ну свое же, жалко, — а он возьми да в костер кинь! Ни себе, ни людям. Пришлось лезть.

— А если б обгорел?

— А как моя семья будет жить, если я из похода денег не привезу? Из каких карманов буду брать золото, чтоб заплатить долг? У меня долг ого-го! Сам понимаешь. Иначе у меня надел отнимут.