Читать «Альбом идиота» онлайн - страница 54
Андрей Столяров
Он уже говорил об этом — тысячу раз.
Аня примчалась обратно и замахала руками.
— Ой, ты представляешь, я чуть было не сшибла Горгону! Ползет себе по коридору, я — тоже бегу… Еле-еле затормозила…
Она попыталась улыбнуться.
— Я опаздываю, — напомнил Игнациус.
— Сахара, оказывается, нет, и — у меня кончились деньги…
С деньгами было совсем плохо.
— Сколько тебе нужно? — спросил он.
— Рублей двадцать.
— Подумаем…
Ему было стыдно. Аня посмотрела на сброшенные подушки и ничего не сказала. Она ничего не говорила в таких случаях. Будто не замечала. Все-таки надо сдерживаться. Он стал слишком раздражителен. Это ужасно. Это старческое перерождение психики. Он знал об этом. И все-таки надо сдерживаться. Мелочи. Быт. Суета. Она очень старается.
— Неужели же ты не могла все, как следует, рассчитать! — вдруг взорвавшись, запальчиво сказал он.
Накатила горячая душная болезненная волна.
Часы показывали семь тридцать пять. Было обычное сердцебиение. Правда, немного сильнее. И была обычная неприятная сухость во рту. А еще вдобавок, чего раньше не наблюдалось, медленно плыла голова, и он никак не мог остановить вращающуюся вокруг него комнату.
Аня прятала виноватые жалобные глаза.
— Сегодня у одной из наших сотрудниц — день рождения…
— Конечно, иди, — сказал Игнациус.
— А ты — как?
— У меня срочный перевод, я буду долго работать вечером.
Это была неправда. И они оба знали об этом. Игнациусу хотелось ударить самого себя.
Аня вдруг наклонилась, как кукла, и прижалась лбом к его плечу.
— Ну зачем ты, зачем? — очень быстро, с проскакивающими в голосе слезами, сказала она. — Ну давай я никуда не пойду? Они мне не нужны — только ты… Но я же не могу целый день сидеть в жутких стенах и задыхаться от твоего бесконечного молчания.
— Действительно, — согласился Игнациус, поймав, наконец, зрачками мутный прыгающий рисунок обоев. От волос ее терпко припахивало эликсиром, и он поморщился. Запах был неприятный. И еще ему было неприятно, что она прижимается. — Конечно, иди. И — не думай, не мучайся — ты мне ничем не обязана.
— А ты очень меня не любишь? — спросила она.
— Очень, — сказал Игнациус.
— Это Ойкумена, — сказала она.
— Нет, это — я сам, — сказал Игнациус.
Нельзя любить женщину, которую не любишь. Потому что тогда начинаешь ненавидеть каждый ее жест, каждую интонацию, каждое ее неосторожное слово. Он сидел в сквере напротив своего института и глядел, как меняются зеленые цифры на табло при входе. Время и температура. Температура и время. Был март. Отсырели и стекли за горизонт дряхлые выдохшиеся морозы. Клочья синевы продрались к полудню из мокрых туч. Хлынули на город потоки рыжего света. Дул резкий ветер с залива, и под тревожным упорством его оседал ноздреватый прогревшийся снег в сугробах. Чернели поперек тротуаров первые неуверенные ручьи. Пучился грязный наст в каналах. Сладкие тягучие соки распрямили артерии тополей и, дойдя до их самых конечных, до самых их тонких веточек, с болью и наслаждением отщепили коричневые почки на них. Прояснившийся воздух стал горек.