Читать «Альбом идиота» онлайн - страница 28

Андрей Столяров

— У меня к вам записка, я рассчитываю на ваше благородство, сударь, — сказал Экогаль. — Не оглядывайтесь, пустяки, их всего-навсего человека четыре. Кстати, я слышал, что вы хорошо владеете шпагой?

— Давайте записку, — сказал Игнациус.

— Но не здесь же.

— Давайте!

Он вдруг остановился.

На спуске с моста, за опасными мелкими ступеньками у шершавого парапета, как ночные ханыги, сгрудились еще четверо: нахохлившиеся, руки в карманах. И один из них — Градусник. Игнациус сразу узнал его. А второй — это, по-видимому, Стас, в растрепанном лисьем малахае.

И Экогаль остановился тоже.

— Все. Живыми они нас не отпустят, — хладнокровно сказал он.

6

Снег перестал. Очистилось небо в крупных звездах. Умытая яркая луна тихо выплыла над стрелой подъемного крана и через разваленную крышу заглянула внутрь — остовы стен, как челюсти, смыкались вокруг нее. Проступили бритвенные лохмотья труб, концы балок, висящих в воздухе, двери, обои, раковины и ощеренные доски в скелетах бывших квартир. Света было много, даже слишком много. Перчатка, в которую уткнулся Игнациус, казалась серебряной.

— Стоит? — шепотом спросил Экогаль сзади.

Ему было не видно.

— Стоит, — так же шепотом ответил Игнациус, осторожно вытягивая шею.

На заснеженном светлом прямоугольнике парадной отпечаталась растопыренная тень.

Человек ждал и не собирался уходить.

Путь был закрыт.

— Знать бы, где остальные, — сказал Экогаль. — Мы тут, пожалуй, замерзнем.

— А сколько их?

— Десятка полтора.

— Всего?

— Не так-то просто выйти из Ойкумены. — Экогаль вдруг стремительно зажал нос рукой и чихнул — внутрь себя. — Фу-у-у… Некстати. С этим мы, конечно, справимся, если он один…

— Зашумит, — сказал Игнациус, противно сглатывая.

— Не зашумит.

Тонкий и длинный стилет высунул жало из рукава.

— Не надо…

— А говорят, сударь, что вы закололи троих из дворцовой охраны? — недоверчиво хмыкнул Экогаль.

— Там были жуки.

— А здесь кто?

— Все равно нам не спуститься, лестница разбита, — сказал Игнациус.

Они лежали на площадке третьего этажа. Пахло горелым, старым и нежилым. Сквозь пальто уже чувствовался проникающий каменный холод. Свешивались известковые жилы кабеля. Внутренняя часть дома была сломана для ремонта, и лестница, ненадежно прилепившаяся к стене, пролетом ниже обрывалась в колодезную пустоту — на груды битого кирпича и перекореженную арматуру. Сумрачно сияли осколки стекла в рыхловатом грязном снегу. Я не хочу здесь лежать, подумал Игнациус. Я ужасно боюсь. Я весь пропитался страхом. Ойкумена понемногу обгладывает меня, оставляя незащищенное живое сердце. Я боюсь этих таинственных чудес и превращений. Я боюсь неповоротливых и беспощадных жуков. Я боюсь сладко-вкрадчивых людей-гусениц. Я боюсь подземного мрака, который медленно разъедает мою жизнь. Я боюсь даже Ани. Даже ее я боюсь. Мы с ней виделись всего четыре раза: понедельник — голый сквозняк ветвей, утро пятницы — последние скрученные листья, воскресенье — на площади, Исаакий в сугробах, и опять воскресенье — черное шуршание на Неве. Она не хотела говорить, где живет. Я поцеловал ее в Барочном переулке. Вот, чем это кончилось — замызганная чужая лестница, развалины, чадящие дымом и смертью, смятый окурок перед глазами и банда оборотней, рыщущая по стройплощадке в поисках крови.