Читать «Босой» онлайн - страница 298

Захария Станку

Люди покрыли землю цветами и садами, и люди же усеяли землю могилами.

– Наш род Опришоров – из Трансильвании. Осенью мы спускались с гор с отарами овец зимовать в эти места, к дунайским плавням. Так повелось с давних пор. В одну из зим потеряли всех овец – от воспаления печени передохли. Обеднев, мы поселились поближе к воде. Из жителей гор и полопин превратились в речных людей. Можно прокормиться и возле воды, только нынче и рыбу не половишь – запрещено. О господи, господи…

Я разломил на три части краюху хлеба, и мы утолили голод. Уже не видно в небе аистов. Затерялся на востоке серый цеппелин, растворился в синеве. В лодке воцарилось молчание. Слышны только редкие всплески воды – это лениво подгребал веслами Павел.

Мне вдруг показалось – как это бывало и прежде, – что я один в целом мире. И уж совсем одинок среди этих бескрайних водных просторов, раскинувшихся меж высоким, обрывистым берегом, где была Болгария, и камышовыми зарослями на другом берегу, к которым мы старались держаться поближе.

За этими прибрежными зарослями и пологим скатом тянулись поля, еще более бескрайние, чем воды, а средь полей там-сям возвышались круглые холмы и курганы, в которых, по преданиям, были захоронены всадники вместе с их дикими конями, цари кочевников, мирно гулявшие и привольно жившие в этих местах с ордами своих соплеменников. И теперь еще их белые останки в глубине размытых могил потрясают своими золотыми саблями, золотыми луками и стрелами, острия которых смочены зеленым ядом гадюк.

Убаюканные мерным покачиванием, мы и не заметили, что давно уже миновал полдень и близился конец дня. Спустились сумерки. Невидимая рука окропила желтовато-красную поверхность воды искрами старого золота.

Над полями болгарского берега – когда успела? – взошла бледная, как мел, луна. Из-за камышей поднимались тоненькие струйки синих дымков, неподвижные, словно шнуры, спущенные сверху, где кто-то размотал невидимые клубки. Самих костров, разожженных из-за комариных полчищ, не было видно.

Вдруг необъяснимо дикое желание, словно острием топора, рассекло мою грудь – пусть остановится течение реки и замрет посреди окаменевшего Дуная наша лодка. Пусть маленькое красное солнце застынет у самой кромки горизонта и больше «иногда не заходит. С каким наслаждением я впитывал бы в себя эту красоту, которую мне вряд ли доведется когда-нибудь увидеть еще!..

Ни один восход солнца не похож на другой, как не похожи друг на друга закаты, потому что неповторим каждый день, как неповторима каждая ночь. Ибо неповторимо каждое мгновение жизни.

Но по-прежнему спокойно скользит лодка. Дунай спешит вперед, устремляясь к огромному морю. Так и время рвется вперед, к берегам, до тех пор недоступным ни взгляду, ни мысли.

Я закрыл глаза, и на считанные мгновения перед взором моим возникли забытые миры, давно унесенные к иным берегам. Вот он, Дунай. Такой же, как и прежде, – ведь только живые творения проходят и растворяются в земле, а воды вечно одни и те же. Река тонет в синих сумерках. В засаде, среди камышей, прячутся мускулистые существа, одетые в бараньи шкуры, одни держат в руках длинные остроконечные копья, другие – просто заостренные колья, третьи – луки со стрелами; они глядят на противоположный берег, где чужеземные солдаты разжигают большие бивачные костры. Чужеземцы носят бороды и до самых пят укутаны в расшитые узорами одежды. Они явились издалека, из-за Геллеспонта. За камышом, где укрылись в засаде испуганные туземцы, простираются равнины, покрытые тысячелетними лесами, а на опушках, вспаханных с помощью вола и сохи, колосится пшеница, такая высокая, что за колосьями не видать ни приплюснутой кэчулы всадника, ни даже блестящей насадки его копья. А пасек так много и они такие огромные, что примешься вскрывать ульи – получится целая гора сот; стоит их отжать – и сладкий желтый мед потечет рекой. Да и дупла тоже гудят от роящихся пчел. В устьях рек укрылись челны, выдолбленные из толстых ивовых стволов, по берегам разбросаны хижины рыбаков и на шестах растянуты сушиться сети, сплетенные из крепкого конопляного волокна. У мужчин, одетых в бараньи шкуры, зоркий, как у ястреба, взгляд. В закатных лучах солнца они различают, как блестят на противоположном берегу странные одежды чужеземцев, их шлемы, копья, щиты, широкие мечи. Туземцы собираются на совет, решают, как быть. Чужеземцев невозможно одолеть на берегу, в открытом бою. Их много, как листьев в лесу или трав в полях, при их оружии в чистом поле они тоже непобедимы. Надо дать им переправиться, а там уж завлечь в чащу леса, напасть внезапно и перебить всех до одного.