Читать «Слабых несет ветер» онлайн - страница 35

Галина Щербакова

В конце концов, она на товарных ярмарках купила себе одежду.

— Ну как? — спросила она у Павла, крутясь перед ним в широком платье-балахоне.

— Хорошо, — сказал он. — Но не забывай, что я сейчас зарабатываю как человек. Вот родишь — купим квартиру побольше и в месте получше.

Она смотрела на свой прекрасный тюль, на салфетки в клетку — разве тут плохо?

Однажды, сидя на лавочке во дворе и глядя на детей, играющих в песочнице, она поняла: это другие дети, не те, которых она знала раньше. Мальчишечка, набрав в совок песка, целенаправленно шел к ней и, пока он ковылял, она вдруг поняла, что он будет целиться ей в живот, в того неродившегося человечка, который ему может помешать в его жизни. Нет, конечно, мыслей как таковых у дитя не было, был инстинкт борьбы и самоутверждения, и она быстро встала и ушла, и он высыпал ей песок вслед — не нести же его обратно.

Остро, до боли захотелось туда, где она жила раньше и где были понятные ей люди, с рублями в потертых кошельках, старыми, лицованными одежками, с детишками, выросшими в яслях и садиках с синью под глазами и вечно припухлыми железками. Это был ее бедный, несчастный, но знакомый до последней крошки хлеба народ. Там ее место — не тут, здесь росли другие дети, а она носила прежнего. А какого еще она могла носить?

Тихо, бесшумно Тоня стала готовить себя к отъезду.

Она сделает это без объяснений, потому что Павел удержит ее словами, которых она тоже не знает, и победит ее ими. Значит, надо тайком. Она купила большой чемодан, в который стала складывать вещи для ребенка, купленные тоже в переходах. Разные детские штучки, бутылочки, уздечки для первой ходьбы, пищалки и мягкие мелкие зверушки. Она узнала расписание поездов и наметила день.

Здесь, в Москве, она собиралась сходить еще разок к врачу и получить советы в дорогу и для другой жизни. Но раньше надо было купить билет. В очереди никто не пропустил женщину на седьмом месяце. Сказали: вы идите и сидите, вы заметная, мы вас припомним и скажем, что тут еще в очереди женщина с пузом. Она нашла место, чтоб видеть движение в кассу, но там очень дуло. Она не могла себе позволить простудиться, она пошла искать другое место, но всюду были люди, дети, мешки, углы чемоданов, и она вдруг вспомнила выражение: «Бедлам, как на Казанском». Именно на нем она и была. Ее что-то беспокоило, пока не поняла — неустройство всея Руси, именно дух, не запах, дух сдвинутой с места жизни. Запах же от дна вещей и дна людей, запах из того укромно спрятавшегося места, где в неглубокой ложбиночке плещется последняя надежда на последнее счастье, хотя ни первого, ни предпоследнего сроду не было, но плещется лужица веры, плещется, только бы кто не толкнул, не пролил ненароком. И пахнет она желчью, горечью. И все это: задевание за мешки и русский дух, что Русью пахнет, и страх заплутать среди лавок подняли в ней панику, которая так легко и непринужденно перешла в рвоту, и вот уже на нее стали орать, и эти открытые в слюне рты закружили ей голову, и Тоня стала падать, падать, хватаясь руками за воздух, думая, что это смерть, но почему-то не боясь ее, а даже как бы радуясь, что теперь не надо никуда ехать, потому что некуда, и не надо ничего объяснять Павлу, потому что не надо. Ничего уже не надо.