Читать «Семь грехов радуги» онлайн - страница 96

Олег Овчинников

Когда мы с ним изображали у пульта пантомиму «Пост сдал! Пост принял!», он произнес только «О!»; хотя можно было еще минут десять общаться в полный голос, пока в эфир несся пухлый блок накопившейся за полтора часа рекламы. Наверное, и впрямь иссяк сказочник. Правда, с минуту еще он разглядывал меня с головы до ног, как будто хотел пофлиртовать, но не мог вспомнить как. В конце концов выдавил из себя банальный комплимент. «Цветете, — сказал, — как чайная роза!» Я не стала отвечать.

Он ушел, но не успела я занять мое бедное, натерпевшееся кресло, как явился Боровой. Я сразу поняла зачем. Под звук нескончаемой рекламы он спросил напрямик:

«Марина. Тот диск, что я показывал тебе — последкий диск „Ораликов“, — ты его случайно не брала?»

Взгляд его был спокоен, но внимателен, и мне пришлось сделать вид, будто я целиком поглощена настройкой пульта, чтоб только спрятать лицо и не смотреть в глаза шефа. Известно, что все тайное становится явным, а уборщица из Дома Энергетиков подтвердила бы, что иногда это происходит мгновенно, поэтому я ответила уклончиво:

«Вы же помните, Геннадий Андреевич. Я вышла из кабинета раньше вас, и никакого диска у меня в тот момент не было».

«Да, я помню, — сказал Боровой и рассеянно потер брови. — Просто странно: куда он мог деться? В любом случае за железную дверь диск самостоятельно выкатиться не мог. Так что он где-то здесь».

На этом он закончил мыслить вслух и вспомнил о моем присутствии.

«Ладно, — сказал, — не бери в голову, готовься к эфиру. Диск мы найдем, не беспокойся».

Словом, больше напугал, чем обнадежил.

И тут в третий раз за ночь меня посетило ощущение неполного контроля над собственным телом. Мерзкое ощущение, похожее на то, что испытываешь, когда ставишь на поднос стопку тарелок, на нее — несколько вложенных друг в друга стаканов, добавляешь к ним пару блюдец, берешь поднос в руки и вдруг видишь, как верхняя часть стеклянно-фарфоровой конструкции наминает медленно клониться на сторону. И ты замираешь в оцепенении, поскольку все равно ничего не в силах изменить, и только вскрикиваешь, глядя на летящую на пол посуду, или начинаешь заранее реветь от бессилия.

Нечто подобное происходило и со мной. Умом я понимала, что сейчас сделаю какую-нибудь глупость, — и не могла остановиться. На этот раз меня подвел язык.

«Погодите! — сказал он. — А Фрайденталь? Он же ушел не так давно. И я не уверена, но мне показалось, в руке у него было что-то похожее на диск».

Шеф обернулся, уточнил:

«Вы уверены?»

«Нет, я же сказала, — повторил упрямый язык. — Но мне показалось».

Боровой с сомнением прищурился на меня, сказал: «Странно. Очень странно», и ушел, ничего больше не добавив. А я поднялась с кресла, подошла к двери и плотно прикрыла ее за ним — зеленой рукой!