Читать «Костюм Арлекина» онлайн - страница 42

Леонид Юзефович

— Ах да! В таком случае не будем включать, ну ее к черту! — решил Иван Дмитриевич. — Развлеклись, и за дело.

2

За ужином он рассказал Сафонову еще один эпизод из времен своей молодости, на сей раз — трагический.

Тоже на Апраксином рынке было, с некоторых пор начал его преследовать странный проситель: то на службу к нему заявится, то возле дома подстережет и прямо посреди улицы на коленки падает, за сапоги обнимает. Иван Дмитриевич гонял его от себя без всякой жалости, потому что просьба у этого мужика была совершенно несусветная. Оброчный крестьянин откуда-то из-под Новой Ладоги, он, видите ли, вбил себе в голову, будто Бог указал ему стать палачом.

Поначалу Иван Дмитриевич с ним даже говорить не хотел, но однажды все-таки разобрало любопытство: как? Почему? Поднял его с колен, повел в трактир, и там выяснилось вот что: год назад у мужика этого разбойники жену зарезали. Они, впрочем, скоро были пойманы, уличены и принародно биты кнутом, но то ли палач неопытный попался, то ли подкупили его, а только убийцы из-под кнута на своих ногах пошли. «В тот же день, — рассказывал мужик, — молился я за покойницу-жену, и было мне знамение, чтобы стать палачом и всех душегубов карать в полную силу, как положено». В общем, изготовил он кнут, целый год учился, в баню не ходил, волос не стриг, но такого достиг страшного искусства, что с пяти ударов мог раскрошить кнутом кирпич в каменной стенке. Тогда он заколотил избу, пришел в Петербург и отправился в полицию предлагать свои услуги. Добрые люди ему на Ивана Дмитриевича указали.

Тогда же, в трактире, Иван Дмитриевич ему сказал: «По глазам вижу, не выдержишь ты этого дела!»

Тот опять на колени, в слезы, покойницей-женой заклинает, в итоге Иван Дмитриевич сдался и походатайствовал за него перед Галаховым. И что же? После первой экзекуции преступника свезли прямиком на кладбище, а палача — в сумасшедший дом. Там он, горемычный, через год и помер, но пока был жив, Иван Дмитриевич его иногда навещал, причем всякий раз привозил с собой детский игрушечный кнутик, и во время совместной прогулки по больничному саду громко объявлял приговор какому-нибудь тополю или березе. «Берегись, ожгу!» — как заправский кнутобойца, ужасным голосом кричал сумасшедший, вразвалочку подступая к дереву, и начинал стегать по нему кнутиком до тех пор, пока не валился без чувств. Зато потом долгое время бывал тих и покладист.

— Я чувствовал свою вину перед этим несчастным и по мере сил пытался искупить ее, облегчить его страдания, — подытожил Иван Дмитриевич.

Затем он вернулся к преступлению в Миллионной, сказав:

— Здесь моя ошибка грозила бедствиями иного масштаба. Позднее наш бывший посол при дворе императора Франца-Иосифа рассказывал мне, что когда вагон с гробом фон Аренсберга прибыл в Вену, на вокзале была устроена шумная манифестация. Тон задавали сослуживцы князя, ветераны Итальянской кампании. Они на руках пронесли гроб по улицам австрийской столицы. Оркестр играл «Марш Радецкого», толпа разбила стекло в подъезде российского посольства, но полиция никого не арестовала. В армейских кругах упорно циркулировали слухи, будто князь пал от руки убийцы, тайно подосланного жандармами.