Читать «Снег на экваторе» онлайн - страница 173

Не смог внятно объяснить ученый, пожалуй, лишь то, почему Великое Зимбабве, достигнув рассвета к концу XIV столетия, вдруг быстро пришло в упадок, словно по мановению палочки злого волшебника. Конечно, десятки тысяч людей, скопившихся в долине, и стада, для выпаса которых перестало хватать пастбищ, причины уважительные. Но, как признает сам Гарлейк, ранее с такими кризисами государство не раз справлялось.

Историк восхищается изобретательностью древних зимбабвийцев, сумевших самостоятельно открыть способы делать проемы, повороты и ступеньки. И это в кладке, в которой не использовалось ни капли глины или раствора! Он любовно описывает декоративные элементы, в том числе геометрически строгие змейки шеврона, помещает таинственных «птиц Зимбабве» на длинные шесты, которые ставит на выступы, сохранившиеся на стенах. И, как ни противится ученый власти фантазии, он домысливает формы и орнамент домов, стоявших внутри мощных, но, как оказалось, декоративных стен.

Когда позже я увидел рисунки, воссоздающие жизнь в средневековом государстве, то сразу понял, откуда черпали вдохновение историк и художник, потому что изображенные ими дома существуют поныне. На третий день, прежде чем вернуться в Хараре, я решил объехать вокруг озеро Мутирикве, неподалеку от которого раскинулись руины Великого Зимбабве. То, что я увидел, стало достойным завершением поездки.

В нагромождениях разноцветных скал, живописных самих по себе, словно инкрустации, ярко выделялись круглые глиняные дома, расписанные характерным угловатым орнаментом. Довершали картину редкие зеленые брызги деревьев, которые, как и жилища, естественным образом вписывались в пейзаж. Люди и животные тоже смотрелись как неотъемлемая часть картины, полной гармонии. Трудно было отделаться от мысли, что точно так же жили здесь и семь, и 27 веков назад.

Последнее чудо свершилось, когда по пути в Хараре, вдохновленный увиденным у озера, я решил еще раз свернуть с шоссе. Вдоволь поплутав по проселкам, я оказался у большой церкви. Вокруг стояли дома, но их обитатели куда-то ушли. Наверное, работали в полях, видневшихся среди холмов, за плотиной, решил я. Стайка мальчишек – единственных живых существ, которых удалось встретить в вымершем селении, – ничего не прояснила, так как пацаны не понимали по-английски ни слова. А объяснения требовались.

В церковь вела резная дверь, достойная музейной экспозиции и не уступавшая по тонкости работы знаменитым занзибарским. Она была не заперта и легко отворилась. Переступив порог, я оторопел. Из полумрака на меня взирали удивительные апостолы и святые. Десятки деревянных скульптур, многочисленные росписи славили христианского бога по-своему. Все фигуры были выполнены в традиционной манере, их черты выдавали стопроцентно африканское происхождение. При этом сделали их с такой искренней любовью и верой, что при всей странности они не вызывали ни малейшего отторжения или желания позубоскалить.

Я знал, что похожие росписи есть в эфиопских храмах. Видел их и на фотографиях, и воочию в коптской церкви Лусаки. Но то, что предстало предо мной в Зимбабве, не шло ни в какое сравнение. Неизвестные деревенские художники и резчики сумели так органично и искусно украсить храм, что их талант вызывал восторг. Встретить в дремучей глуши такой чудный храм казалось невероятным. В ту пору я еще не добрался до сказочного зимбабвийского селения скульпторов Тенгененге и не представлял, сколько одаренных людей можно обнаружить среди обычных африканских крестьян, стоит только пробудить в них тягу к творчеству.