Читать «Северная охота» онлайн - страница 6

Владимир Германович Богораз

— Не трогай! — рычит Фаддей. Он весь как-будто изменился и сделался мягче и гибче. Каждое движение стало точно рассчитано и как-то неуклюже грациозно. Этот домашний медлительный буйвол вдруг превратился в лесного медведя.

Лось ждет. Он выпятил нижнюю губу. И глаза его стали как-будто другие, упрямые, тупые. Фаддей резко под'езжает концами лыж под огромную морду, протягивает руки и хватается за страшные рога. Это будет как встреча лигийского Урса с туром. Где обитали лигийцы? Быть может, в Волынском Полесье? Та же фигура и те же ухватки. Урс, пожалуй, придется Фаддею прадядя…

Фаддей утверждается крепче на лыжах и тянет. И вдруг, как-будто по сигналу, огромная туша тяжко валится на землю.

Вскидываются крепкие ноги, как четыре живые ствола. Пуля Абрамки добралась до жизни, да только не сразу проела дорог, сквозь крепкую грудь.

— С полем! — поздравляет Шкулев, насмешливо кланяясь. — Абрамка, с тебя магарыч.

По правилам охоты удачливому стрелку достается голова и звериная шкура.

— Куда мне ее, — отмахивается Абрамка.

— Дуке отдашь на постелю, — усмехается Павел.

Так начинается в Устье сватовство. Жених уходит в леса и приносит оттуда невесте лучшую шкуру добычи своей на постелю.

Огромное солнце садится и тает, словно сгорает в пылающих волнах.

Заря-Зореница опять протянула по нему огнистое крыло. Небо и снег, и деревья, и воздух отсвечивают алым.

Господи, как мы устали! Скорей костер.

Павел хлопочет над тушей. Фаддей выворачивает с корнем сухие деревья.

Дымно багровым столбом встает наше пламя под розовым небом.

Почки, сердце и печень — на шомпол в огонь. Над трупом огромной добычи вместе с Иглой мы пируем как-будто каннибалы.

Бесшумно и странно и чутко подходит апрельская ночь. Огнистые перья на крыльях зари становятся темно-густыми, и воздух как-будто наполнился пеплом, оброс паутиной, дымчато-алой, и легкой и нежной. Садится на глаза паутина, алая дрема немеркнущей ночи нисходит на девственный лес.

Костер наш навален рогатой стеной. Мы не взяли с собой ни постелей, ни шуб. Сегодня огонь нам заменит и постели, и шубы. На грудах нарезанных веток Фаддей протянулся, как громом убитый. И Павел свернулся клубочком, как еж. Пылают сухие стволы. Кедровые шишки с треском взлетают, как-будто ракеты. Огромное пламя журчит, как вода, и поет, и сверкает цветным переливом.

— Не спишь, Абрам?

Как угли сверкают большие глаза.

— Да, не сплю. Все думаю.

— Брось! Ненужное дело. О чем же ты думаешь?

И Абрам подпирает рукой подбородок и тихо отвечает:

— Я думаю жениться…

— Жениться? Зачем? Ведь мы — перелетные птицы.

Он поднимается, лежа на локте, и шепчет печально и тихо:

— Летели, летели, да сели. Теперь будем вить себе гнезда, как лебеди вьют…

Басом храпит утомленный Фаддей, и с тонким присвистом подхватывает Павел. Вот это беззаботная птица. Не лебедь — кукушка. Кладет свои яйца в различные гнезда и весело смеется.

— Но ты отчего так печален, мой лебедь, курчавый и черный? Спи, Абрам!.. А помнишь поговорку: «Женишься — переменишься»?