Читать «Северная охота» онлайн - страница 5

Владимир Германович Богораз

Фаддей снимает ружье с плеча.

— Не стоит, оставь. К чему нам эта падаль?

Волки подняли головы вверх. По ветру доносится тонкая жалоба.

— Спасибо, господа волки, за вольную подмогу. Прощайте покамест!..

Волки исчезли, как призраки. Вот он — след. Какой он глубокий, раскидистый! Местами сквозь снег ветвистые ямы доходят до самого льда. Одни потемнели от нижней воды, другие подкрашены кровью. Павел нагнулся и взял горсть мокрого снега из ископыти.

Свежий, сейчас прошел. Направо, айда!..

След поднимается в гору, в кусты, в частый и мелкий подлесок. Сквозь чащу пробита дорога, бешено, слепо и прямо, как-будто по шнуру. Влево и вправо размотаны сломанные елки и березки. Сломаны как-будто ураганом, срезаны крепкой сталью, но только местами, на свежих изломах, — кровавые пятна.

Видно, живая бегущая сталь, расчищая дорогу, сама трепетала от боли.

Кочкарник, широкое поле. Опять перелесок.

Луга мертвые, занесенные снегом. А это должно быть уже Девичий лес. Прямые березы похожи на белые свечи. Кто их расставил так чинно и стройно? Царапин нет на белой блестящей коре. Вершины кудрявятся сетью разбухших побегов в предчувствии зеленого расцвета.

— Дайте дорогу нам, белые девки! Отдайте добычу.

Лает Игла налево в густом ивняке и визжит, и захлебывается, и громко зовет:

— Сюда! Сюда! Я нашла! Я догнала!..

— Прибавь-ка, Фаддей!

Фаддей вылетает вперед, огромный, грузный и страшный, и мчится по узкой тропинке тоже, как лось, только рогов у него нет.

— Го-го-го! — зычно и грозно раздается его крик.

Вот он, лось. Он высокий и серый, как лошадь в оленьем убранстве, и голова у него, как толстый березовый корень, и лопаты рогов о шестнадцати копьях, как две боевые машины… Увяз по колено в снегу, а задом прижался к рогатому пню и морду нагнул до земли, и в диких глазах светится ярко и мрачно: «Ну-ка, сунься».

Злится, заливается Игла, бегает кругом, суетится, проваливается в ямы, а близко не подходит. Она не торопится узнать, какие у лося копыта. Только круги замыкает то слева направо, то справа налево. Пробежит за спиной у добычи и тявкнет: «Дескать, не думай уйти. Я тут стерегу»…

Абрамка хватает винтовку на руку. Раз! Мимо!.. Лось стоит, как вкопанный в землю, не пошатнется, как каменный.

Павел гогочет и медленно прикладывается из своей кремневой пищали.

Она — английской работы и клеймо на ней: «Лондон, 1820». Павлу досталось от деда. Еще десять лет — и можно справлять ей столетний юбилей.

Сколько лосей и моржей она перебила, а сама все живая.

Ствол у нее легкий, как дудка. Игрушечное ложе. Мелкие пули, как пчелы. И выстрел не громкий, словно хлопушка ударила.

— Не трогай!

Фаддей поворачивается к Павлу и яростно кричит и машет рукой.

— Чего ты, леший?

— Не трогай, убью!

Даже лицо у него потемнело, как-будто чугунное. Вправду, леший.

— Четверо вас, — рычит Фаддей. — Пся кров. Надо итти одному…

Он снимает ружье и бросает на землю, и выходит на лося с голыми руками один. Лось ждет и дико косится огромными сверкающими глазами.

— Оставь, сумасшедший! — встревоженно кличет Павел. — Поистине безумие — приблизиться на лыжах к ужасным лосиным копытам.