Читать «Современное искусство» онлайн - страница 68

Он нарочито зевает, вынимает руку из-под головы, чешет яйца. Потом, не касаясь ее, подкладывает руку обратно под голову. Она вздыхает, приподнимается, упираясь на локоть.

— Знаешь, а у него в детстве были лошади. Он мне рассказывал про них. — Дадли пошевелился, но говорить, ничего не говорит. — Хочешь, расскажу про его лошадей?

— Не так чтобы очень.

— Про тот вечер я не могу говорить, нет и нет.

Он наконец поворачивается к ней.

— Раз так, расскажи про Беллу Прокофф?

— Про что? Что про нее рассказать?

— Он говорил с тобой о ней, иначе и быть не может. Жаловался, оправдывался — мало ли что. Ты, как водится, расспрашивала про нее. Подружки всегда расспрашивают про жен, нет, что ли? Насколько я знаю.

— Что ты хочешь этим сказать? Что ты женат?

— В данный момент нет. Так, наблюдение над жизнью.

— Не понимаю, почему ты во всем видишь одну низость.

— Так уж я устроен. А теперь расскажи, что говорил про Беллу Прокофф.

— Он не… Мы ни о чем таком не говорили. Он говорил, что когда-нибудь мы будем вместе, и я на него не нажимала — мне этого хватало. Я же была совсем молоденькая, верила, что все как-то образуется.

— Я знаю, что один раз он привел тебя туда, к ним домой. Когда она еще там жила.

— Господи, кто ж тебе это рассказал?

— Один из тех, у кого я брал интервью. К тому же это выплыло на следствии, после его смерти, ты что, не помнишь?

— Нет, не… И потом, какое это имеет отношение к катастрофе?

— Не знаю, но это есть в расшифровке стенограммы.

— Раз ты читал стенограмму, ты знаешь больше меня. Я ничего не помню: дело давнее.

— А ты напряги память. Вот он приводит тебя в их дом, как это было? Он познакомил тебя с ней? Сказал: «Это Белла, моя жена?» Или что? Что-то же он должен был сказать, прежде чем повел тебя туда.

Она падает на подушку, зарывается в нее головой.

— Он сказал: «Хочу показать тебе мою мастерскую. Мы зайдем туда и тут же уйдем».

— Не слышу, что ты говоришь.

Она приподнимает голову.

— Я сказала: он мне объяснил, что мы зайдем в его мастерскую и тут же уйдем. Мы так и сделали.

— А он не сказал: «Там сейчас моя жена». Ну же, колись. Не может такого быть, чтобы за все время, пока вы были вместе, он совсем о ней не говорил.

— Говорил, что ему ее жаль, что у них сейчас разлад, но что у нее никого другого нет. Говорил, что не может бросить ее и, невзирая ни на что, всегда будет заботиться о ней. Но он хотел быть со мной, хотел, чтобы мы жили вместе, вот что важно. Ты доволен?

— Доволен. Значит, он повел тебя в мастерскую, и что потом?

— Потом… мы смотрели картины, над которыми он тогда работал. Об одной картине он сказал, что она моя, она вся такая лиловая, а внутри много серого, с тонкими, точно кружево, оранжевыми штрихами. Красивая, глаз не отвести. Когда он ее писал, он думал обо мне, так он сказал, вот почему она моя, и, что бы с ним ни случилось, он хотел бы, чтобы эта картина была у меня. Ну а она, ясное дело, не отдала картину, даже когда я через знакомых попросила отдать ее. Но эта картина навеки врезалась мне в память. И картина эта моя. Она так и не продала ее, наверняка боится, что тогда не миновать скандала. Небось хранит ее где-нибудь в сейфе.