Читать «Миледи Ротман» онлайн - страница 33

Владимир Владимирович Личутин

— Красавец. Какого парня Милка оторвала, — причмокнул губами Яков Лукич. — Хоть и яврей, но красавец. Ты, доча, его на цепи держи, а то сбежит.

— А что, и наша дочка не десятая вода с киселя. Скажешь, уродина? Ты что дочку свою малишь, а? — заступилась мать. Она незаметно подгреблась сквозь толпу к самому столу и сейчас с тоскою озирала вороха снеди и сиротеющие тарелки… «Кулебяки-ти не порозны. С палтусиной. Теперь такой рыбки не укусишь. С Мурманска прислана. Заклякнут, какой вкус? — мысленно причитывала хозяйка, поглядывая с унынием на пироги, столько сил отнявшие у нее. — Эх, дурью маются, а дела никакого не ведут. Пришли-то пить-ись, дак ешьте и пейте до отвалу. Не в таз же все срывать?!» Ротман медленно, красуясь, склонился до пола, серебристым ежиком волос коснувшись ярко-красных половиц, прикусил зубами спичечный коробок, опустился на колени перед невестой и, как верный пес, протянул ей добычу.

— Молодец. Хвалю, — сказала Миледи, зардевшись, и погладила Ротмана по голове.

— Во писатель дает. Цирк! — воскликнул часовщик и пьяно покачнулся. Толпа удержала его и повлекла с собою за стол.

— Вы что, на цирк пришли? Или на свадьбу? — запричитала хозяйка.

Яков Лукич тут же оборвал бунт:

— Цыть, старая скважина. Жрать — дело поросячье. Тут грудь на грудь сошлися мужики, и наш зять берет верх… Закудахтала, курица. Может, хочешь порулить? — уже с миром предложил хозяин. — Так и скажи: дай, Яша, порулить.

Свадебщики взяли на грудь по стакашку, но не успели отщипнуть от кулебяки, кинуть в черева жирных палтусинных мясов, как часовщик снова взвился над гостьбою, словно бы перо в задницу воткнули человеку и никак не мог он толково посидеть на лавке.

— Схватка третья. На башковитость. Теперь, Ротман, наяривай сам. Я жрать хочу.

Вараксин добыл из кармана челюсти, поставил на место и с жаром принялся за еду. Ротман мягко улыбнулся, впервые за вечер приобнял невесту по-домашнему, уже по-хозяйски, что-то шепнул в розовый завиток крохотного ушка; Миледи вспыхнула, заиграла глазами… Любовь такой необъяснимой силою обладает, что из старой вредной карги скоро выкуделивает писаную красавицу хоть бы и на пять минут.

— Давай, Братилов, напряги извилины. Кто за одну минуту лучше сочинит о невесте. Вроде буриме, да. Есть такая игра. Но тут без условий: ни количество строк, ни жанр не стесняют. Только красота слога…

— Может, хватит?

— Смотри. Я без претензий. Иль струсил, дуэлянт хренов?..

— Братило, давай, не трусь, Братило. Я на тебя ставлю, — завопил Вараксин, торопливо вынув челюсти — боялся зубы потерять. Стол с непонятным жаром разбился на партии. Всю разладицу принимали смехом, мало понимая потаенный нерв этой игры — она в любую минуту могла вспыхнуть и скинуться в дикую потасовку. Но Миледи слышала внутренние струны этой драмы, и нервы ее сладко трепетали. «Боже мой, думала она, я так мечтала прежде командовать парнями, и вот тут схлестнулись из-за меня прямо на свадьбе. Только бы без греха, только бы без крови. Бедный Алеша, как он жалок. И как могла я любить такого отелепыша. Как верно сказано: отелепыш, телепень, раздевулье, дижинь мучная…»