Читать «Евреи в блокадном Ленинграде и его пригородах» онлайн - страница 163
Владимир Цыпин
Вчера на станции умерло 8 человек, из них 2 пильщика упали прямо у пил.
Сегодня умерло 5 человек. Вчера поcлали бригаду хоронить – рыть могилу. Из бригады один умер во время рытья. На 2-й у котла упал и умер.
Всеобщая радость – норма хлеба рабочим – 350, прочим – 200.Говорят, в день умирает до 10.000 человек. Во всяком случае, умирают в день многие тысячи. В Ленинграде иссякает топливо. Трамваи вереницами стоят на улицах.
Кладбище троллейбусов и автомашин на улицах.
Лунный прекрасный вечер. Какая красота. Деревья, провода покрыты густым инеем. Непередаваемая красота. А по этой красоте, по улице, по всей ширине от дома до дома бредут люди. За спиной вязанка дров, на саночках буржуйка и труба кровельного железа. На санках дрова, впереди муж, позади толкает жена, отдыхая через 20—30 шагов. В домах мертвецы. В каждом доме мертвецы. В нашем доме от голода умер инженер Лавров.
Сильный мороз. Заморозили паропровод и водяной экономайзер котла №3. У начальника цеха собрались ИТР. Даю указание, что делать. Входит Воронцов – в соседней комнате умирает кочегар. Мы не прерываем своих занятий. Буфетчица. С лопающимся от жира лицом, со смешком говорит: «Где тут умирающий, пусть перед смертью поест суп». Все мерзнет. Надо спасать оборудование.
Иду домой. Угол Некрасова и Володарского. Ящик с песком для тушения зажигательных бомб у стенки дома. В ящике снег. На снегу навзничь лежит девочка 10—11 лет. Умирает. Стонет перед смертью. Равнодушно проходят.
У Дома Красной Армии замерзает плохо одетый мальчик лет 8.
Рыдает, кричит: мама, мама. Никто не обращает внимания. Вечером иду к Саше. Несу покушать. Сильная метель. Темно. Иду с трудом. Промок весь. Отдыхал у него час. Не было сил идти на станцию. Кажется, спасу. Вышел. Улицы пустынны. Мрачно. Кучи снега. Оборванные, свисающие на мостовые провода. Разрушенные дома. Нигде ни человека, ни огонька. Еле добрался к себе. Кто-то украл обед.
Из 95 человек, числящихся по списку, вышло – 25 человек, т. е. 26%, – остальные больны, ослабли или умерли. Сплю одетым. В комнате дома 2°. От Ани ничего нет. Консервируем кроме котла №3 еще котлы №№1, 5.
Получил письмо от мамы из Куйбышева, шло 2 месяца и два дня.
Расстреляли двоих из нашего общежития – крали продуктовые карточки у мертвых.
…Ленинград питался дальнепривозным углем. Уже в августе прекратился подвоз, жгли запасы. Затем стали собирать с мелких точек, оставляя без топлива рестораны, больницы, мелкие и крупные заводы, госпитали, дома. Все свозилось на электростанции, где можно – железнодорожным транспортом, где трамваем, а где автомашинами. Уголь стал для Ленинграда кровью, и этой крови оставалось все меньше. Наконец станция остановилась полностью. Многие военные заводы стали. Резко снизилось изготовление снарядов и других боеприпасов. Торфопредприятия, находящиеся внутри кольца, лесоразработки, работая напряженно, обеспечивают нагрузку системы 25—30 мгвт по 5-й ГЭС. 1-я станция дожигает последний уголь и скоро переходит на консервацию. Еще никогда Ленинградскому фронту и Ленинграду так не нужна была помощь извне, как в эти тяжелые дни января. Мощности едва хватает на хлебозаводы, водопровод и некоторые пищевые предприятия. Иногда выключаются и они. Тяжелое время. Тяжелые дни. От Ани ничего нет. Филя через представителя Горкома предложил вылететь. Звонили об этом. Решил оставаться. Уехали: Парижский, Абрамович, Неплох, Циндерей. Емельянов еле ходит. Говорит с трудом, изменился до неузнаваемости.
