Читать «Комсомолец Иван Раксин» онлайн - страница 21

Ивану хорошо запомнился ноябрьский холодный вечер 1930 года, когда колхозники решали, кому быть председателем артели.

Чей-то звонкий голос крикнул:

— Раксина!

— Раксина председателем! — зашумело собрание.

Других кандидатов не выдвигали. Он вышел тогда к столу президиума и, вместо приготовленной благодарности за доверие и высокую честь, тихо сказал:

— Если гожусь, буду работать!

Испытующе, настороженно смотрели на него старики, век свой отдавшие сохе, словно прикидывали силу его рук и крепость ума. «Справишься ли, сынок?» — этот вопрос Раксин прочитал в мужицких лукаво прищуренных глазах и на улыбчивых женских лицах.

— Землю я нашу люблю и не осрамлюсь перед вами. Честное комсомольское! — добавил Иван и вернулся на свое место.

И Раксину поверили. Натруженные, землистые, морщинистые руки проголосовали за него.

Пришел он на собрание Иваном Раксиным, а вышел Иваном Ильичом, руководителем артели «Красный пахарь». И не какой-нибудь хилой и маломощной, а самой большой в Сивинском районе.

С тех пор стали казаться ему дни слишком короткими, а ночи длинными. Всюду надо успеть, а самое главное — не ошибиться. Тут молодость в счет не идет.

Всегда готовый на смелые и энергичные действия, горячий в желаниях и поступках, он с трудом осваивал новый для него ритм, в котором осторожность и расчет ценились дороже порывистости и поспешности.

Крестьянская сметка и хозяйственность не разбавили бродящего в крови беспокойства, оно превратилось в упорство и деловитость. Это ставило его на голову выше осмотрительных до трусости мужиков и решительных до безрассудства ровесников.

Вот и маячит Иван на непросохших тропах, караулит землю, ждет ее спелости. Тревожные мысли о хлебе не дают покоя, они вцепились в сердце железными клещами, и некуда от них уйти.

Раксин знает, что зерна на посевную не хватит, и прикидывает, где его достать, достать, не медля ни одного дня. Земля, вчера еще липкая и вязкая, сегодня теплее и тверже. Значит, скоро пора сеять.

На темно-сиреневом небе погас закат. Первая одиноко мерцающая звездочка робко известила о начале ночи. В селе зажглись огоньки лампочек.

Раксин устало добрел до дома и опустился на низенькую скамейку, врытую под черемухами еще отцом.

Задумавшись, не заметил, как улицу перебежала Клава Теплоухова. Прижимаясь к тыну, чтобы не зачерпнуть воды в ботинки, она неслышно подошла к скамейке.

— Часом, не тоскуешь ли? — тихо спросила она и села рядом.

Радуясь случаю высказать свои опасения и надежды, Иван говорил девушке обо всем, что мучило его в эти дни.

Но Клава молчала, потом чему-то усмехнулась и спрятала руки под платок. Вздрогнув, она съежилась, и ее острые худенькие плечи поднялись, словно в ожидании удара.

Хрипловатым, не своим голосом, полным нескрываемой обиды, она сказала:

— Какой ты стал важный, Ваня, — и уже зло бросила: — Ждешь, когда на шее повиснут, что ли?

И заплакала, уткнувшись в председательское плечо. Знал он, что это рано или поздно произойдет, что придется говорить начистоту, прямо, без дипломатических недомолвок; знал и боялся, но обманывать не мог.