Читать «Китайский массаж» онлайн - страница 134

После рождения младшей сестрёнки ситуация коренным образом изменилась. После рождения сестрёнки тело Вонючки перестало испускать аромат, зато и папа в ночной тишине перестал избивать её. Он вообще стал редко возвращаться домой. Редко возвращавшийся домой отец пригласил ещё одну женщину, чтобы она готовила специально для Вонючки и Чжан Цзунци. Эта женщина Чжан Цзунци также не нравилась, они с Вонючкой постоянно кудахтали. Они кудах-тах-тах-тали. Они кар-кар-кар-кали. А ещё новая женщина сплетничала. Она сообщила Вонючке, мол, Чжан Цзунци говорит про тебя, что ты воняешь.

После этого короткого разговора Вонючка впервые побила «маленького слепого». Она его не колотила, не щипала, а вывернула худенькую руку «маленького слепого» за спину и с силой потянула. Чжан Цзунци было больно. Боль буквально разрывала на части. Но Чжан Цзунци не крикнул. Он понял, в чём заключался коварный план этой женщины. Она хотела, чтобы мальчик так же стонал и кричал. Чжан Цзунци ни за что не мог себе позволить издать такие горестные крики. От её истошных криков он в своё время приходил в восторг, но ни за что не приведёт в восторг Вонючку. Нельзя, чтобы до её ушей долетела череда его скорбных криков. Ему было очень больно, но он не издавал ни звука. Он превратился в одну сплошную болящую кость, в одну сплошную болящую плоть.

В конце концов Вонючка устала. Она отпустила болящую кость, отпустила болящую плоть. Она потерпела поражение. Чжан Цзунци помнит, что в тот момент испытал счастье. Когда человек избавляется от сильной боли, то испытывает такую лёгкость, что её вполне можно назвать счастьем. Он улыбнулся и стал ждать возвращения отца. Когда отец вернётся, он ему обязательно расскажет о случившемся, подбавит масла в огонь, а заодно и уксуса.

Посмотрим, как ты заорёшь вечером!

Вонючка, очевидно, тоже додумалась до этого. Она буквально прочла его мысли. Чжан Цзунци почувствовал на своей щеке жар Вонючкиного дыхания. Она прошептала ему в самое ухо:

— Эй, слепыш, если ты вздумаешь языком молоть, то я тебя отравлю, веришь?

Чжан Цзунци вздрогнул от испуга. Его внутренности осветила вспышка, словно взрыв. Он на всю жизнь запомнил увиденное — собственное нутро. Тело оказалось полым. Из-за «яда» его внутренности внезапно засветились чёрным светом, а потом вернулись в нормальное состояние. После того, как этот свет погас, Чжан Цзунци внезапно вырос. Он стал взрослым. Вонючка может отравить его. Он поверил. И та тётка, которая специально для них готовит еду, тоже может отравить его. В это он тоже поверил.

Больше он не разговаривал с женщиной, готовившей еду. Разговаривать вообще небезопасно. Как бы ты ни маскировался, куда бы ни отправился, а разговаривать нельзя. Стоит фразе вылететь из твоего рта, как она через чужие рты долетит до дальних далей. Когда говоришь, надо быть осторожным, а ещё осторожнее надо быть, когда ешь. Любой яд попадает в организм через твой собственный рот. Чтобы ещё эффективнее принять меры предосторожности, Чжан Цзунци что есть сил слушал. Слух становился всё чудовищнее и чудовищнее, обретал сверхъестественную силу. У Чжан Цзунци были уши как уши, но их возможности намного превосходили возможности обычных ушей. Они превратились в трубки, такие же симметричные, как руки, и словно сумасшедшие расширялись во все стороны. Его уши обрели непостижимую гибкость, они то расширялись, то сужались, то удлинялись, то сжимались, свободно двигались сами по себе, подстраиваясь под ситуацию. Уши пролезали в каждую щёлку. Для них не было ничего невозможного. Они могли чётко расслышать любой шорох на кухне и за обеденным столом. Звук сковородок. Звук чашек. Звук тарелок. Звук палочек. Звук ложек. Звук поварёшки. Стук палочек о пиалу. Звук бутылок. Звук крышек. Звук открывающихся крышек. Звук закрывающихся крышек. Звук штопора. Звук пробки. Звук сырого риса. Звук варёного риса. Звук муки. Звук лапши. Но одного слуха не хватало, и он научился чётко различать. Мог на слух определить, насколько полна кастрюля, мог по наполненности узнать разные чашки. Разумеется, в повседневной жизни надо усилить осмотрительность. О каком бы продукте ни шла речь, он дожидался, когда другие попробуют и проглотят, и только тогда начинал есть. В жизни было лишь одно дело — бдеть. Нельзя, чтобы его взяли да отравили прямо дома. Он всё ещё жив, а это доказывает лишь одно — эти тётки не добились успеха. Но они тоже жили, а значит, у них всегда был шанс осуществить задуманное. Каждый день — это проверка. Он по возможности старался не есть и не пить, но трижды в день есть всё же приходилось. Сначала завтрак, потом обед и в самом конце ужин. После ужина Чжан Цзунци чувствовал себя свободным. Душа и тело, весь день находившиеся в напряжении, в конце концов расслаблялись. Он был целиком и полностью в безопасности!