Читать «Моя история любви» онлайн - страница 125

Дебора Дэвис

В Базеле Эрвин планировал все так, чтобы во время нашего прибытия мы могли проскользнуть в больницу и никто бы нас не узнал. То же самое он делал и в клинике Цюриха. Он останавливал машину на подземной парковке, брал меня за руку и вел по тоннелю к главному зданию. Тоннель был длинным (около двухсот метров) и представлял собой своего рода пограничную зону между миром снаружи больницы и миром внутри. Для меня это было символично и напоминало Стикс – реку между миром живых и миром мертвых в преисподней Данте. Во время нахождения в этом тоннеля мне было не по себе, и я с нетерпением высматривала приметы, указывающие на то, что выход уже где-то рядом. Сначала мы проходили мимо автомата с кока-колой, затем мимо красных стен, которые постепенно переходят в серые и, в конце концов, добирались до лифта, который довозил нас до больничного фойе. Здесь не было заднего входа. Мы двигались быстро и тихо, я обычно была в капюшоне. Каким-то образом нам удавалось пройти мимо сотен людей, и нас даже не останавливали для селфи. Такое возможно только в Швейцарии!

Доктор Штайгер еще раз подробно объяснил нам все, что мы должны знать о процессе трансплантации. И вновь я открыла для себя одну вещь: я это кошка, у которой девять (а может быть, десять) жизней. Из-за недавно перенесенной онкологии я относилась к пациентам группы высокого риска, но риск возрос еще больше, когда тесты показали, что мое сердце сильно износилось от стольких лет, прожитых с высоким артериальным давлением: мышца была увеличена, а сосуды подверглись кальцинации. И тут встал вопрос: сможет ли слабое сердце перенести операцию? Новость была тревожной, но я уже привыкла к неудачам и не позволила этой омрачить мой энтузиазм.

Доктор Штайгер видел, что у меня сильная воля. В конце концов он решил, что мое сердце готово к работе, поэтому дал свое согласие на трансплантацию, назначив операцию на 7 апреля 2017 года, день, который для нас обоих имел огромное значение. Наши врачи были поражены, насколько спокойно и открыто вел себя Эрвин, когда мы приближались к операционной. Большинство доноров начинают сильно волноваться. Иногда они напуганы даже больше, чем тот, кому пересаживают орган. Но только не Эрвин. Он оставался невозмутимым на протяжении всего пути. Не могу сказать то же самое про себя. Мое тело перенесло столько физических и эмоциональных страданий, что настроение становилось просто непредсказуемым. Иногда я чувствовала отчаяние, и в то же время у меня возникало чувство вины, потому что я знала, что должна быть благодарна за то, что мне столько раз везло.