Читать «Любава» онлайн - страница 10

Вячеслав Викторович Сукачев

— А к нам, в Макаровку, — махнул Петруха рукой. — У нас там привольно. Грибы на деревьях растут. Вот вы по лесу и походите.

— А вдруг я совсем у вас захочу остаться? — с выжидающей вопросительностью и, как показалось Митьке, насмешливо спросила девушка и посмотрела не на Петруху, на Митьку посмотрела.

— У нас привольно. Места хватит…

* * *

Он почти не понимал и не верил в то, что происходит. Казалось, что происходит все это не с ним, Митькой, а с каким-то другим человеком. И он лишь с холодным любопытством отмечал то, как закрывает девушка свой дом, как забирается в кабину грузовика и говорит о том, что в Макаровке никогда не была и очень хочет посмотреть на настоящих охотников-промысловиков, — ясно и четко пульсировала в Митьке только одна мысль: «Лишь бы не передумала. Лишь бы не вернулась сейчас, а там…»

Что будет там и что вообще будет — он не знал.

6

Через три дня их расписали в сельском Совете. Диву было на всю деревню. Ну, Колька бы Развалихин такую штуку отмочил, еще понятно, а от Митьки Сенотрусова этого никто не ожидал. Дня два двери в их доме не закрывались. Под любым предлогом бежали со всего села смотреть на Митькину Любаву. Сам Митька от Любавы и на шаг не отходил. Словно берег ее от дурного глаза да от злых языков.

Гулянье собрали субботним вечером, без особых пышностей. Пелагея Ильинична нарубила кур, а Митька приволок с промхоза мороженых щук и медвежью печень. Наготовили картофель, тушенный с курятиной, котлеты из щуки, печень в соусе, выставили соленья.

Что Митьки касалось, так ему бы и вовсе никаких празднеств не затевать. Для него главный праздник — Любава ненаглядная, судьба его негаданная. Как замер он перед ней у прилавка, так и не мог уже отойти, рад бы не показывать чувства своего, да нет сил удержать. Ему хотелось дотронуться до ее плеча, на руках понести, глаза зацеловать, губы залюбить. Но что-то таинственное, выше Митькиного понимания, запрещало ему делать это. И он робел перед Любавой, лишний раз глянуть на нее не смел, а уж на руках понести — тем паче.

Пили и ели на гулянье вдосталь, как издавна заведено было в Макаровке. И уже на хмельную голову, но серьезно и истово (все по обычаю, по закону) «горько» потребовали. Митька ждал этого момента, хоть и боялся. Не трогал он еще Любавины губы, не целовал, даже в мыслях не притрагивался, а тут на людях надо было.

Встал Митька, и Любава поднялась. Глянули друг на друга, и обмер Митька — столько печали он в глазах своей женушки разглядел, столько боли и обиды, что растерялся. Не целовать бы надо, а освятить эти глаза каким волшебством, выручить из неизвестной беды. И все бы Митька для этого сделал, себя положил, но вот беда, не знал он, что делать и как помочь, и сама Любава не подсказывала.

Так Митька и не осмелился поцеловать, и Любава, бледная, с большими глазами, с черной челочкой на правую сторону, склонилась к нему, легонько коснулась губами, и опять разошлись они.

— Ладно так ли? — загудел над столом Степан Матвеев, уже красный и тяжелый, но цепкий на взгляд, точный на руку, как и положено охотнику-промысловику быть.