Читать «Избранное. Том первый» онлайн - страница 15

Старуха часто плакала, и сморщенная кожа на ее скулах покраснела от слез, словно обожженная солнцем. А когда не плакала, хмурилась, морщилась и бормотала что-то. Но Тошке она еще ни слова не сказала, даже ни разу не подняла глаз, чтобы взглянуть на нее. «Это от великого горя», — думала Тошка вначале. Но вскоре молчание старухи стало ее беспокоить. «Сердится она, на меня сердится». Когда Иван завел разговор о жатве, старуха ждала, что Тошка тоже что-нибудь скажет, но та промолчала.

— Вот зря просидим неделю, а потом заморимся на работе! — сказал Иван, недовольный, но уже смирившийся. — Эх, темнота!

И вдруг старуха заплакала. И стала бормотать что-то злое, обидное. Тошка расслышала два-три слова, и сердце у нее забилось, как ужаленное.

Но конца недели не дождались. На пятый день, как только пробило полночь, старуха застучала дверьми и посудой.

— Иван! Невестка! — звала она. — Ну-ка, вставайте! Пока мы спим, все жито осыплется!

Тошка поднялась с тяжелой головой. Пете спал глубоким сном. Она осторожно тормошила его, нежно звала по имени, ласкала, но он только потянулся, дрыгнул ножонками, мяукнул, словно котенок, и лег ничком. Поняв, что разбудить сынишку не удастся, Тошка взяла его на руки и понесла к повозке.

— Оставь ребенка, невестка! — закричала на нее старуха. — Куда ты его тащишь, словно кошку?

— Но… разве мы не все поедем? — смешалась Тошка и повернулась к свекрови.

— Все? Какого черта ехать всем? А стряпать кто будет?

— Я не знала, мама…

— Ох, а когда же ты что знала?.. Все вас учить надо, все толкать…

Тошка проглотила слезы и вернулась в дом с ребенком на руках.

— А кто принесет нам обед? — строго спросил Иван.

— Я принесу. Кто же еще?

— Значит, потащишь ребенка на Чатал-дере в такую-то жару?

Старуха не ответила.

— Никуда ты не пойдешь, собери нам чего-нибудь поесть, — властно приказал Иван и быстро отошел.

— Ну, раз так… — передумала старуха. — Невестка! Эй, невестка! Неси ребенка, нельзя ему тащиться так далеко, когда такая жара стоит…

— Вот чертова баба, — процедил сквозь зубы Иван. — Ничем ее не корми, только дай прицепиться к кому-нибудь.

Тошка вся съежилась, так ей стало горько. У нее перехватило дыханье, к горлу подступил какой-то комок. Вот ее уже обижают, подумала она. Бранят, как собаку. Кто она в этом доме — сноха или рабочая скотина? По Минчо свекровь справила поминки на третий день, готовится справлять и на девятый, и на сороковой, а сноху обзывает злыми, ехидными словами. Тошка знает: тяжело старухе, ведь она мать, она сына похоронила. Но за что же она сердится? Разве Тошка перед ней провинилась?.. Эх, встал бы Минчо да послушал! Или смерть его не подкосила и ее жизни, не сгубила ее молодости? Разве может Тошка не жалеть о нем, разве может его забыть?

Целый день она жала и плакала. Плакала украдкой, прикрываясь пучками сжатых колосьев, убегала на межи, глотала слезы. Старуха вздыхала, сверля ее взглядом из-под черного платка. Иван молчал, недовольный. Его злило, что потеряны пять рабочих дней, злило, что мать беспричинно дуется на него, злило и еще что-то, а что именно, он и сам не мог бы сказать. Один лишь Пете носился по жнивью в полном восторге. Босоногий, с непокрытой головой, в расстегнутой рубашонке, он прятался в высокой пересохшей траве на ближних межах, ловил кузнечиков, божьих коровок, разных букашек и подбрасывал их в воздух. Дядя развлекал его, показывая птичьи гнезда, бабушка ласково ворчала на него. Только тогда и слышала Тошка их голоса. Как весело они, бывало, работали раньше, при жизни Минчо! А сейчас и жара этого знойного дня казалась какой-то особенно тяжкой и душной, и небо — совсем серым и низким…