Читать «Наш Артем» онлайн - страница 24

Впрочем, собирать ему приходилось не чемоданы, а мысли. Что же касается чемоданов, то у него был всегда один-единственный, не слишком большой и совсем не тяжелый. Бывший студент, бывший арестант не мог похвастать обилием туалетов, а везти за границу книги не имело смысла.

Зато мысли, тревожные и радостные, грустные и вселяющие надежды, не давали покоя все эти предотъездные дни.

В России пахнет грозой. Россия бурлит. А он, член социал-демократической рабочей партии, похоже, убегает из России. Правда, товарищи уверяют, что за границей он подучится, встретится с руководителями РСДРП и вернется обратно более подготовленным к профессиональной революционной работе. Может быть, они и правы. Но он ощущает сейчас в себе огромный прилив сил, какой-то восторженный азарт. Его так и подмывает на свершение поступков отчаянных, дерзостных. Не растеряет ли он этот пыл там, в благополучном Париже? Но так хочется получить высшее образование, пути к которому в России заказаны.

И жалко покидать товарищей, родных, Россию, неповторимую и бесконечно дорогую.

Размышления, сомнения, колебания закончились, когда Федор обнаружил, что истекает срок переезда через границу, указанный в паспорте.

…И вот он уже едет по Австрии. Странные здесь вагоны: спальных, хотя бы второго класса, нет. Некогда спать, если ты не отправляешься в Италию или Францию. Но туда едут в международных. По Австрии разъезжают в сидячих вагонах, каждое купе имеет свой выход на перрон.

Здесь не принято, как на Руси, едва забрался в поезд, разложить дорожную снедь, обязательную курицу, крутые яйца, помидорчики, масло в глиняном горшочке, любезно пригласить соседа, который столь же охотно развернет свои припасы, — знакомство завязано, и потечет неторопливая беседа, бесконечные стаканы чаю будут сменять друг друга.

В австрийских поездах или читают, или неотрывно смотрят в окно.

Федор предпочел окно. Пока отъезжали от границы, казалось, что едут они все по той же малороссийской земле, и те же деревеньки под соломенными грибами, только больше стало буков, теснящих привычные пирамидальные тополя. Галиция и есть Галиция, исконная славянская земля, томящаяся под игом австрийской династии Габсбургов.

К Вене подъехали вечером. Федора поразило обилие светящейся рекламы. После калильных фонарей Москвы, полутемного Екатеринослава залитые электрическим светом улицы выглядели нарядно, празднично. Несмотря на поздний час, повсюду толпился народ, были слышны знакомые звуки штраусовских вальсов.

Несколько дней Федор посвятил осмотру Вены. Что бы он ни думал о Габсбургах, надо признать, Вена — красавица. Можно часами стоять на гранитных набережных Дуная. Он быстротекущий, желтовато-мутный и отнюдь не голубой. Можно часами лежать на шелковистой траве Венского леса и смотреть в глубины бездонного неба — здесь так хорошо думается. И где бы он ни был: в соборе святого Стефана или в домах, где жили и творили Бетховен, Моцарт, Брамс, Штраус, — ему повсюду чудилась музыка. А к музыке Федор был неравнодушен, только вот мало ему довелось слушать настоящей, симфонической.