Читать «И хлебом испытаний...» онлайн - страница 106

Что-то невнятное мне отвечал на вопросы членов комиссии майор КВЧ, потом издали тонкий режущий голос спросил:

— Родители живы?

— Живы, — эхом ответил я.

— Братья-сестры есть?

— Нет, — ответил я.

— Можете идти. Позовите следующего.

— Он последний, — ответил майор.

Я повернулся и чужой скованной походкой вышел в коридор.

— Ну что? О чем пытали? — метнулась ко мне неузнаваемая серая тень.

Я остановился, перевел дух, узнал одутловатое лицо придурка-гальюнщика и с внезапной злобной раздражительностью сказал:

— Предлагали стать начальником, а я не согласился такими, как ты, козлами командовать.

Придурок, отвесив челюсть, шарахнулся в сторону.

И еще час или полтора ожидания, длинные, бесконечные, как все шесть предыдущих отбытых лет.

И вновь открывается дверь, высовывается лицо майора, взопревшего в шинели.

— Тимошенко, Сергеев, Щербаков!

Снова комната в тускло-желтом пульсирующем свете, Стопа папок на столе, невнятные лица. Один, маленький, с белесым пушком на голове, встал и тонким режущим голосом стал читать по бумаге:

— Комиссия Президиума Верховного Совета РСФСР в соответствии с Указом Президиума Верховного Совета СССР постановила: освободить Сергеева В. А., Тимошенко Г. И., Щербакова А. П.

Долгая растерянность, тишина.

— Поздравляем вас, надеемся, что испытательный срок выдержите, — говорит акающий московский голос.

— Спасибо! — вразнобой отвечают два моих сотоварища.

У меня свело нижнюю челюсть, и я мычу, наклонив голову.

Обратный путь казался странным, необычно зыбким. Гудел вентилятор отопителя, фары высвечивали белую узкую гладь впереди, а мне все время приходилось пересиливать рассеянность и неведомо откуда навалившуюся усталость, чтобы не съехать с накатанного снежника. И вел я машину «внатяжку», с несвойственной осторожностью и напряжением, даже не закурил.

Где-то в середине пути, когда колея пошла на подъем через прошлогодние палы с мертвыми обугленными стволами, страшно растопырившими короткие, изостренные огнем сучья, майор КВЧ, дремавший на сиденье рядом, вдруг сказал:

— А тебя, Щербаков, не хотели освобождать. Сроку много. Если б не благодарность из воинской части, то так бы и сидел. — В тоне его чувствовалось обиженное удивление.

— Значит, фортуна такая, — сказал я.

— Фортуна. Мне скажи спасибо, что эту бумагу из части к делу приобщил, — с еще большей обидой сказал он.

— Спасибо, гражданин начальник, — отозвался я вполне искренне и вспомнил светлые глаза и впалые щеки артиллерийского капитана Федора Петровича.

— Вот, дней через пять спец. часть оформит документы, и поедешь домой, — сказал майор КВЧ.

— А что, пустят в Ленинград? — впервые за сегодняшний день по-настоящему взволновавшись, спросил я.

— Конечно, пустят, — ответил майор.

Сердце у меня тревожно споткнулось, потом застучало в висках, и я понял, что бессонница в нынешнюю ночь обеспечена, но не испугался этого.